– Да что же это за тайна такая, княже? – не понял Басарга. – Мне никто ни о чем не говорил! Ни в монастыре, ни под Казанью.
– Да ты не печалься, боярин. Огонь, он ведь завсегда таков, что одних в пепел обращает, других же лишь закаливает, ровно клинок булатный. Эй, други мои! – Князь Воротынский поднялся на ноги, вскинул кубок. – Витязя храброго представить вам хочу! Того, что просил меня, словно о милости, с луком у бойницы его посадить, когда ноги отказали. Того, который в свой смертный час токмо что и мыслил, так о добре царском пекся, ему доверенном! Боярин Басарга ему имя, други! Так выпьем все, чтобы воинов таких храбрых земля русская и впредь рождала, милость Божию на люд православный проливая!
– Любо, любо! – зашевелились пирующие, берясь за кубки, чаши и кубки. Заботливые руки холопа вложили большой сосуд из чеканного серебра в пальцы Басарги еще до того, как тот успел опечалиться тем, что своего места за столом все же не имеет.
– Любо! – вскинул свою чашу боярский сын и с готовностью осушил ее до дна, несмотря на размеры. Ведь гости гуляли здесь, верно, не первый час. Так отчего бы и ему к хмельному угощению не приложиться?
Допив, Басарга оглянулся на слугу, собираясь отдать ему кубок, но не тут-то было. Слуга держал наготове кувшин с длинным тонким горлышком и тут же налил гостю снова. И опять – полный кубок до краев.
– За государя нашего давайте выпьем, други мои! – снова поднял чашу князь Воротынский. – За храбрость его и мудрость не по годам! Милостив Господь к Руси нашей, коли такими правителями одаривает. Любит он нас не в пример схизматикам и еретикам всяким! За Иоанна!
– Любо, любо! – отозвались гости.
– Любо! – согласился Басарга и, под внимательным взглядом княжьего холопа, выпил тягучее красное вино полностью, до капли. Разве можно за царя да не выпить?
– Выпьем же и за наследника стола московского, за царевича Дмитрия. Долгих лет царевичу, здоровья крепкого и мудрости отцовской!
– Любо, любо! – сдвинули чаши гости.
Боярский сын подумал о том, что все прочие гости, верно, делают всего по глотку. Но ведь за ними никто и не следит! А не выпить до дна за наследника престола на глазах недовольного чем-то холопа… Не сочтет ли князь это обидой правителю земли русской, коли узнает?
– И за прекрасную Анастасию выпить надобно, бояре, что принесла государю наследника! Да не оскудеют чресла царицы нашей, да богат пребудет сыновьями род царский Рюриковичей!
Слуга невозмутимо наполнил кубок Басарги. Поднял на него внимательный взгляд.
– Любо, – пробормотал боярский сын, чувствуя, как в голове начинает шуметь, а взгляд теряет обычную резкость. – Любо царице!
Он выпил, слуга тут же налил снова.
«Надо бежать…» – подумал Басарга. Но он уже находился в том состоянии, когда не мог придумать – куда именно? Под натиском хмеля разум быстро сдавал рубежи, отчаянно цепляясь за остатки привычек и воспитания.
– И не забудем про главный праздник, на земли русские пришедший! – провозгласил новый тост хозяин дома. – За избавление от напасти казанской! За свободу люда православного, за покой на рубежах наших восточных!
Боярский сын выпил, продолжая стоять рядом с князем Воротынским. На какой-то миг Басарга сообразил, что вот именно сейчас и сегодня он может оказаться превыше многих знатных родов и что если он не воспользуется этим шансом, то второго такого ему уже не представится никогда в жизни. И потому, отважно отодвинув слугу с кувшином, Леонтьев сделал шаг вперед и неразборчиво, скороговоркой пробормотал:
– Я тут присяду на минуточку, – он опустился на все еще пустующее место князя-рассказчика.
– Да ты обезумел, смерд!!! – взвыл раненым вепрем князь слева от него, обеими руками попытался отпихнуть, но Басарга, крепко вцепившись в столешницу, удержался. Трапезная содрогнулась от хохота, рычащий князь со всей силы навалился на него плечом, толкнул ногами, схватился за кувшин на столе, вскинул над головой…
Однако Басаргу уже подхватили сзади чьи-то заботливые, но сильные руки, отдернули, опрокидывая на спину, сняли со скамьи, отнесли чуть в сторону.
– Не гневись, княже, устал мой боярин с дороги. – В голосе Михайлы Воротынского явственно звучала усмешка. – Видишь, ноги совсем не держат? Отведите витязя в верхнюю опочивальню, уложите в постель да укутайте получше, дабы не простыл. Пусть отдохнет без печали…
Слуги поставили Басаргу вертикально, закинули его руки себе на плечи, потащили прочь. Боярский сын с удивлением понял, что идти сам и вправду уже не способен. И потому с облегчением заснул.
* * *
На шоссе в рабочее время появилось много грузовиков, встречный поток тоже стал плотнее, и последние километры тащиться пришлось на скорости шестьдесят километров в час. Город при первой встрече аудитора тоже огорчил: пригороды были застроены такими же древними и мрачными деревянными домами, как Холмогоры. Однако после того, как он перемахнул по длиннейшему мосту Северную Двину, Архангельск заметно оживился. Сперва появились советские многоэтажки, потом высотки, а ближе к центру многие строения и вовсе напомнили гостю родную столицу: яркие краски фасадов, индивидуальная архитектура, броские витрины магазинов и рекламные стенды.
Потратив полчаса на быстрый перекус в первом попавшемся на глаза кафе, Евгений Леонтьев вернулся в машину и, доверившись навигатору, вскоре остановился на улице Шубина, дом один.
Здание архива, как и полагается, было строгим, большим и малооконным, фасадом напоминая упавшую набок открытую книгу с чередой темных вертикальных строчек. Только в самом низу, над входом, сверкала большими свежевымытыми окнами обширная студия. Хотя в архиве за панорамными стеклами скрывалась, скорее всего, не изостудия, а читальный зал.
«Корочки» аудитора Счетной палаты Евгению, как всегда, помогли: его безропотно впустили в здание, и вахтер даже проводил московского гостя к заведующей отделом справок – уже немолодой даме, одетой в стиле восьмидесятых: зализанные волосы, очки в пластиковой оправе, коричневая жилетка поверх блузки. Ранг столичного гостя ее ничуть не смутил, она даже из-за стола не приподнялась.
– Какие документы вы хотели посмотреть, молодой человек? Судебные, кадастровые, гражданские, здравоохранения?
– Скорее, исторические…
– Дореволюционные, после?
– До.
– Если вам нужны личные дела, то вам придется проехать на Октябрьскую улицу, если социально-политические – то на площадь Ленина.
– Проехать? – удивился аудитор. – Ваш архив занимает несколько зданий?
– Наш край, молодой человек, насчитывает тысячу триста лет письменной истории, – наконец-то улыбнулась женщина. – За это время накопилось немало документов. Только наш Архангельский областной архив насчитывает четыре миллиона единиц хранения и пополняется на сорок тысяч дел в год. Но вы не беспокойтесь. Если вы скажете, какой именно документ вам нужен, мы извлечем его из хранилища за полчаса. Или укажем, в какой именно филиал вам следует подъехать.
