Басарга приглашение принял и, скользнув сбоку, одним широким и сильным взмахом эту подлую голову снес.
Монахи к тому моменту, потеряв еще двух человек, добили холопов из главной засады и торопились на помощь епископу. И вот в это самое мгновение и случилось самое страшное: воины старицких, загнанные в березняк, но более не связанные рукопашной схваткой, подняли пищали и раздули на них фитили. Один за другим грохнули два выстрела, и картечь, выбивая кровавые брызги, ударила по боку белоснежного туркестанца, в голову лошади Даниила и в лицо самого священника, опрокинула обоих молчальников, так и не дошедших до своего командира.
– Не-е-ет!!! – Басарга побежал к епископу, а из березняка, ему навстречу, кинулись двое бородатых холопов с копьями наперевес.
Говорить тут было не о чем – оставлять кого-то в живых старицкие слуги не собирались, боярский сын христианской любви к ним тоже не испытывал. Холопы переглянулись, разошлись в стороны, собираясь напасть сразу с двух сторон. К кому лицом ни повернись – другой завсегда в спину ударить сможет. Шанс тут был только один: наносить свои удары вдвое быстрее вражеских. Хотя холопы были в возрасте, а значит – воины опытные.
– А-а-а!!! – Боярский сын, вскинув саблю, ринулся на левого врага, принял укол копья на котелок, вскинул вражеское оружие вверх, поднырнул под него, рубя не тело, прикрытое тегиляем
[27]
и откинувшееся назад, а выставленную вперед ногу: выше колена и с внутренней стороны.
Отцовские уроки даром не прошли – Басарга попал точно в вену, на снег хлынула широкая кровавая струя. Однако и второй холоп своего шанса не упустил: боярский сын выгнулся от сильного удара в спину.
Небеса оказались милостивы к юному храбрецу: пластины бриганты выдержали, спасли, наконечник скользнул дальше. Басарга развернулся, наугад отмахиваясь клинком, но не успел – холоп отдернул копье и ударил снова, уже со всей силы и в живот. Второго чуда не случилось: наконечник пробил и броню, и тело, и снова броню, выйдя далеко наружу из спины боярского сына.
– Есть! – улыбнулся холоп.
Басарга со всех сил толкнулся ногами, насаживаясь на древко дальше, и резко вогнал острие царской сабли в оскаленную пасть.
Это была она, смерть. Боярский сын знал, что после таких ран не выживают. Но знал он и о том, что пара часов у него в запасе все-таки есть. Антонов огонь разгорается в брюшине не сразу. Есть надежда успеть добраться до жилья, отдать драгоценный груз, сказать, чтобы немедля везли в Москву, князю Воротынскому. Нужно только вытерпеть боль, дойти, не умереть раньше времени.
Басарга взялся за древко копья, вогнал его дальше в свое тело, еще и еще, пока чужое оружие, раздирая внутренности, не выпало с другой стороны. Потом добрел до упавшего туркестанца, ставшего из белоснежного буро-красным, расстегнул сумку у него на спине, достал вышитый парчовый сверток, спрятал к себе за пазуху, за ворот изрезанной поверху бриганты. Доковылял до своего гнедого, достал царскую подорожную – главное доказательство того, что он на службе, указание того, куда и кем послан гонец, – вышел на дорогу и зашагал в сторону Москвы.
Где-то там, впереди, старицкие холопы должны были оставить своих лошадей… Раз скакуны не попались на глаза возле засады, значит, спрятаны дальше. Нужно дойти, подняться в седло, галопом домчаться до любого села… Даже первого попавшегося дома… И сказать…
У него остается еще два часа жизни…
Он должен успеть…
Ноги боярского сына подогнулись, и Басарга Леонтьев, сжимая в руках подорожную, распластался прямо посреди натоптанного путниками до зеркального глянца широкого зимнего тракта.
* * *
Для себя Женя Леонтьев решил с частным расследованием все-таки завязать. Обойти полученный запрет он уже попытался, наткнулся на ограждение снова и убедился, что столкнулся с серьезным оппонентом. Контроль за перемещением архивных документов; блокирование и перехват сигналов сотовой сети; доступ к оружию и уверенное его применение в государственном учреждении; постоянное прослушивание его разговоров…
Никакое воровство ни в какой школе не могло оправдать подобные затраты. А значит – ловить ему тут нечего, растраты нет. Есть какая-то государственная тайна, надежно охраняемая спецслужбами. Проведению ревизии они, разумеется, препятствовать не стали. Но дальше – «ш-ша»!
Однако голова человеческая так устроена, что избавиться от вредных мыслей по собственному желанию никому и никогда не удавалось. И потому, пока молодой человек гнал машину по шоссе, в его сознании постоянно всплывали то одни, то другие мысли: интернат, старые ревизионные отчеты, письма начала девятнадцатого века, женские платки, декабристы, Муравьев…
Что объединяет все эти вещи? На пути к какому страшному секрету они стоят дальним сигнальным ограждением?
Поскольку за анонимными звонками и предупреждающими выстрелами, очевидно, проглядывали длинные уши официальных силовых структур, щедрые ассигнования на интернат и качество обучения сирот легко объяснялись тем, что из подростков готовили агентов разведки высокого уровня, лояльных политиков или элитных бойцов. Засветить такую тайну государству, разумеется, не хотелось.
Но, черт возьми, Леонтьева раз за разом давили не за интерес к интернату современному, а за любопытство к событиям далекого прошлого! Первая оплеуха – за просмотр отчетов двухсотлетней давности. Вторая – за обсуждение восстания декабристов. И вот это уже выпадало за рамки здравого смысла. Во всяком случае – в его понимании аудитором Евгением Леонтьевым.
Что, что могут прятать современные спецы в начале девятнадцатого века?! Не машину же времени они изобрели!!!
– Любопытство сгубило кошку, – пробормотал Женя, сбрасывая скорость перед въездом в Вологду. – Похоже, что и правда только пуля сможет заменить в моей голове непрошеные мысли.
Он поднял телефон, выбрал в записной книжке номер сотового библиотекарши:
– Добрый день, Полина. Мне удалось вырваться пораньше, и я уже в городе. Давайте я вас заберу, мы где-нибудь перекусим, а потом я отвезу вас обратно в Архангельск.
– Что, уже? – В голосе девушки сквозило разочарование. – То есть да, конечно, я сейчас соберусь и выйду. Подъезжайте к зданию архива.
Выбирать рестораны и кафе у Жени Леонтьева получалось плохо. Попасть в места, где можно поесть сытно, недорого и вкусно, почти никогда не удавалось. Хотя вроде должен был научиться: вся работа из сплошных командировок, постоянно мотается из края в край, из области в область. Сам ничего, кроме открытых консервов, готовить не научился. Ан нет, глаз до сих пор не набил.
Вот и сейчас – заметил красиво оформленный под старую гауптвахту домик в сквере, зарулил к нему на парковку, провел девушку в уютный зал, дождался меню. А в нем – только кофе, сок и магазинные круассаны в фабричной упаковке. И алкоголь тридцати сортов с чипсами или сухариками, которыми, понятно, не наешься.
