– Ты, вижу, Софон, все расценки знаешь? – прищурился на друга Тимофей.
– Наше дело молодецкое, – тремя пальчиками вытянул за кончик бородку боярин Зорин, – не давать юным девкам в теремах от тоски зачахнуть. Серебро копить станем, когда немощь старческая прочие развлечения отнимет.
– Может, все же отойдем от двора княжеского? – предложил Басарга. – А то ведь правда… заметит кто молодых бояр у калитки и догадается, что весточки от княжны дожидаемся?
– Верно сказываешь, отойдем, – оглянувшись на калитку, согласился Зорин. – Ежели что, я бабку эту и на паперти завсегда смогу отыскать.
Молодые люди двинулись по улице, но на перекрестке остановились: дальше начиналась грязь. И хотя все они были в сапогах, пачкаться никому не хотелось.
– Может, и вправду завтра на паперти ответ заберу? – предложил Софоний.
– Не, подождем, – мотнул головой Басарга, которому сама мысль о столь долгом ожидании показалась нестерпимой. – Нищенок ведь на ночь там не оставят? Ужин кончится, и вскорости должна вернуться.
Юродивая с толпой таких же попрошаек вышла за ворота уже около полуночи. Вместе со всеми она долго кланялась на уже запертые двери, крестясь и громко молясь за здоровье хозяев и прочих добрых людей, обитающих в доме, а когда сирые стали разбредаться во все стороны, заковыляла к боярам, сгрудившимся на углу.
– Порадовали вы девицу-красавицу, ой порадовали. – Она протянула Зорину басаргинскую грамоту. – Прямо расцвела вся на глазах. Я уж ей так кланялась, так жалилась на жисть свою несчастную. Милостивица даже пообещала каждый день меня подкармливать, коли приходить стану и молиться за нее со всем старанием. Дай Бог здоровья княжне Шуйской, какая же она милая и добросердечная!
Басарга торопливо выхватил грамоту, развернул… Но в ночной темени ни слова было не различить.
Подсуетился Илья: достал из поясной сумки огниво, чиркнул на трут, раздул, подпалил берестяную затравку. В ее пламени бояре прочитали ответ на обратной стороне грамоты:
«Славный ты молодец и приглядный, Басарга. Да токмо никто из родичей меня до тебя не допустит».
Береста, догорев, погасла.
– Больше нет, – повинился Булданин.
– Ну вот, – до хруста сжал кулаки Басарга. – Поманил Господь радостью, да тут же и отнял. Не судьба.
– Чего-то ты, друже, читаешь вроде бы одно, а говоришь про другое… – не понял Зорин. – Люб ты княжне, сохнет она по тебе, встречи жаждет. А ты заместо радости на небеса пеняешь! И, кстати, убогой я твоего имени не называл. Стало быть, сохранила княжна имечко твое в сердце, запомнила. Запал ты ей в душу, запал. Другой бы на твоем месте выше тына от радости прыгал, а ты киснешь!
– Так ведь пишет же она, что не судьба!
– Пишет, что хочет, да родичи не дают, – поправил его Зорин, теребя свою бородку столь энергично, что рисковал выдрать ее с корнем. – Вот кабы ответила, что «не хочет» или «не может», то беда. А коли «не допустят», то думать надобно, как препоны обойти, что родителями вокруг избранницы твоей устроены… Удалец ты молодой – али воздыхатель бесплодный? Так, где эта карга старая? Уже сбежала? Ну да ладно, сами чего-нибудь сообразим. Пошли домой.
Новые планы они обдумывали во дворце князя Воротынского, в светелке Басарги под самой кровлей.
– Вовсе наедине остаться не так просто, догляд за княжной сильный, – вслух рассуждал боярин Зорин, прогуливаясь перед постелью и крутя несчастную бородку за самый кончик. – Да и неприлично сие – честной девушке уединение сразу предлагать. Подумает еще, что ее за девку гулящую принимают. Такое место выбрать надобно, чтобы и не со свитой она, как в церкви, пребывала, и чтобы посторонний боярин присутствием не удивил, подозрения не вызвал…
– К скоморохам на торг главный позвать! – встрепенулся Булданин. – Там шум да гам извечный. Никто и не заметит, коли Басарга к княжне прижмется!
– Вот оттого из знатных родов никто туда девиц своих и не допускает, – поморщился Зорин. – Ярмарка – то веселье для простолюдинов. У княжен лишь качели на заднем дворе да богомолье со службами – вот и все развлечение.
– На богомолье перехватить легко, Софон, – предложил от подоконника Тимофей. – Путников на дороге много, попутчик лишний не удивит. Опять же, на постоялых дворах всегда можно рядом остановиться.
– Да вернулась она только что оттуда! – вздохнул Зорин и опять подергал себя за кончик бородки. – К тому же и нельзя с этого зачинать. На постоялый двор хорошо сговариваться, когда зазноба с тобой в одной комнате остаться согласна. Нам же место надобно тихое и спокойное, но целомудренное.
– А давай мы тебе обычную красотку найдем, Басарга? – торопливо почесав за ухом, предложил Булданин. – Сама к тебе бегать станет – и никакой мороки!
– Что-о?! – моментально вскинулся боярский сын, нащупывая рукой саблю.
– Да нет никого краше твоей княжны, друже! – попятившись, вскинул ладони Илья. – Вот те крест, нету! И умом завидна, и голосом хороша, и честь при ней всем на диво. Не о том я совсем сказываю! Мирослава хороша, тому спора нет, и любви твоей всячески достойна. Так и люби ее, сколько хочешь! На службы в церковь ее ходи, портрет закажи у лубочников, в богомолье следом скачи. Люби, в общем, невозбранно. А ввечеру утешиться и с обычной девкой можно, попроще. Без любви да с удовольствием, о княжне Шуйской постоянно помышляя.
Илья Булданин обвел взглядом бояр, оценил их безмолвный ответ и опять вскинул руки:
– Хорошо, молчу. Да токмо что, девок других в Москве нема? Оглянитесь просто – враз от хлопот избавитесь!
– Я так мыслю, – продолжил Софоний Зорин, – надобно тебе с Мирославой в лавке какой-нибудь встретиться. Коли о времени сговоритесь, ты там заранее устроишься, она же вроде как товар посмотреть придет. Холопов Шуйские с нею, знамо, пошлют, да токмо чего тем по лавкам за юбкой толкаться? Они на улице ждать станут. С ней одна или две мамки будут, и все. Этих можно как-то и отвлечь.
– Я отвлеку! – обрадовался Булданин. – Больным, бесчувственным прикинусь, на юбках повисну. Им враз не до княжны станет.
– Тогда мы с боярином Заболоцким на улице у входа дожидаться станем, – указал на могучего товарища Софоний. – Холопов как-нибудь на время ототрем или свару затеем. В общем, Басарга, пару слов сказать успеешь. Или в уста сразу поцеловать. Один раз, но крепко. Чтобы на всю жизнь обоим запомнить.
– А вдруг она не захочет? – усомнился Басарга.
– Вот тогда, друже, все и узнаешь. Поймешь, стоит ли ради нее сердце свое сжигать али девками дворовыми проще обойтись. Ты же мужчина? Тебе и рисковать. Получишь оплеуху в худшем случае. Зато все ясно станет, как в бокале хрустальном. Или да, или нет.
* * *
Из постели, уже после одиннадцати, Женю вытащил щекотный кисловато-хлебный запах. Завернувшись в одеяло, он выглянул на кухню и обнаружил гостью в халате и с полотенцем на голове, колдующую возле плиты.
