Утро принесло новые приключения. Ну ладно я — мне-то не привыкать разогревать воду заклинаниями, да и к бритью я отношусь без лишнего пиетета, а вот Виктору пришлось несладко. Слух у меня хороший, да и стенка, которая разделяла ванные комнаты наших номеров, была не очень толстой, так ЧТО я пополнил свою коллекцию парочкой новых ругательств и не без злорадства похихикал над его рожей с многочисленными порезами. На мой вопрос, с кем он успел подраться, он ответил, что пока не успел, но обязательно доберется.
Завод тоже гудел. Только не в том значении, в котором мне бы хотелось. Выслушав вчера от руководства новости и вычленив в них главное — увеличение зарплаты — и полностью проигнорировав запрет на пьянство, посчитав это очередной директивой об укреплении трудовой дисциплины и отнесясь к ней так же, как и к предыдущим, то есть никак, завод отправился отмечать! И отметил с размахом. В ход шли заначки, и сколько можно, брали в долг — еще бы, ведь теперь только жить начинаем! Так что наутро цвет «завода» был сизо-багровым. Ну у тех, кто дополз...
— Ну и что мне с этим делать? — спросил я вслух самого себя, когда очередной рабочий блеванул едва не мне под ноги. Да ладно бы под ноги, хорошо, что вчера уже отключили все оборудование, потому что сегодня было бы столько травм, что не справилась бы и нормальная больница, а не то что тут числилось под этим названием. Многие рабочие спали прямо на станках, лишь во сне видя правила техники безопасности и получая премию за их неукоснительное соблюдение.
Я закончил беглый осмотр территории и поднялся наверх, в заводоуправление. Там тоже стоял переполох, но совсем по другому поводу. В отличие от ударников нелегкого труда, дирекция вчера отлично поняла, что я не шучу, поэтому ожидала страшной кары за сегодняшнее состояние дел. Ожидала, но, понятно, ничего поделать с этим не могла. Когда я вошел, все притихли и вжались в свои рабочие места. Я сухо поздоровался, зашел в кабинет директора, оставив дверь открытой, сел в кресло во главе конференц-стола (так это произведение советского мебельного искусства стало называться лет через тридцать после своего изготовления) и громко осведомился у открытой двери:
— Ну и что мы будем делать?
Те шорохи, которые возникли после того, как я вошел в кабинет, моментально стихли. Никто даже не дышал. На пороге нерешительно возник зам. Похоже, правильно я его наметил. Его никто ответственным не назначал, так что мог бы прикинуться валенком, а он решил самоотверженно сунуться в пасть к дракону, то есть ко мне. Я вспомнил свою трансформацию и улыбнулся. Внутренне, разумеется. Кивком указал заму на кресло рядом со мной. Он деревянным шагом прошел к указанному месту и сел, как на электрический стул. Я с любопытством уставился на него, ожидая, что же он все-таки скажет в такой ситуации. Мое молчание в совокупности с приподнятой бровью и заинтересованным лицом патологоанатома перед вскрытием сделали свое черное дело.
— Гхм... Похоже, сотрудники завода не совсем верно поняли сделанное вчера объявление... — Моя бровь поднялась еще выше. Патологоанатом нашел интересную штучку внутри объекта. Остренькую такую.
— Гхм... Совсем неправильно... — Изумительно... В придачу к остренькой штучке нашли чудесный напиток с привкусом миндаля... Цианистый калий называется...
— Объявление делал я, поэтому вся вина за сегодняшнее состояние рабочих завода на мне... — Ну а то, что объект сам повесился, да еще и записку перед смертью написал о тяжком раскаянии, — это уже не так интересно.
— Ну что ж. Ваше признание может быть засчитано, если вслед за ним вы предложите способ исправить произошедшее... Так, чтобы эта прискорбная ситуация в дальнейшем не повторялась. Итак, я слушаю. Очень внимательно.
— Ну-у... Надо поставить на проходной аппараты по измерению уровня алкоголя в крови. И чтобы результаты фиксировал компьютер. Ну это чтобы на жалость не давили и не просили «войти в положение» по поводу усопшей тетушки. У кого выше нормы — не пускать с занесением. Три занесения — уволить.
— Неплохо... Я так понимаю, что в этот раз всем все простить? Непедагогично...
— Да, но если сегодня всех уволить, то вреда от этого будет больше, чем пользы. Они ведь почти пятнадцать лет только и делали, что пили. А некоторые — намного больше. У нас не Штаты. Тут просто никто не поверил, что времена поменялись... наконец... А в городе другой работы нет, поэтому, если уволить всех местных и взять на их место всех иногородних. Представляете, что тут начнется? Вряд ли вам это надо.
— Приемлемо... Не насчет ситуации в городе, а насчет вашего объяснения. Я рад, что вы сами не стали давить на жалость и просить войти в положение, а нашли рациональное объяснение — и как своим помочь, и как ситуацию исправить. Я так понимаю, что и в остальных аспектах работы завода вы тоже неплохо разбираетесь...
— Ну-у...
— Ясно. Значит, так. Назначаю вас ответственным за все это мероприятие со всеми вытекающими. Думаю, у вас это вполне получится. Вы готовы мне помогать?
— Да... господин.
— Замечательно. По основным вопросам — к Виктору. По нестандартным — ко мне. Желаю успехов. — Я поднялся из кресла, похлопал бывшего зама, а ныне — директора по плечу и покинул территорию завода, дышать на которой из-за перегара было затруднительно.
По большому счету, можно было двигаться обратно. Думаю, новый директор с командой вполне справятся с задачей и без меня. Но все-таки можно еще задержаться на денек — гляну завтра, как произойдет «естественный алкогольный отбор».
Я не спеша прогуливался по городу. Следом за мной на небольшом отдалении шел Виктор. Моя вчерашняя проповедь эффекта не возымела, да я на это и не рассчитывал. Не такой он был человек, чтобы раскаяться в своих поступках и исправиться в лучшую сторону от одной проповеди. Такие карьеру «при дворе» не сделают. Мне его раскаяние было и не нужно, просто интересно посмотреть на реакцию человека, которого ткнули, как котенка, в только что наваленную кучу на дорогом ковре. Реакция была такая же — обида и поиск самооправдания. Ну и главный вывод, что я «ничего не понимаю». Каждому свое. И если уж на то пошло, не мне проповеди читать.
Стоял отличный солнечный день. Листья уже начали желтеть, и в воздухе чувствовалась осенняя прохлада, но солнце все еще прикрывало спешное отступление лета. К моему удивлению, на улице почти не было детей. Это наблюдение я сделал случайно и не придал ему большого значения, но до моего слуха донесся, а затем стал нарастать шум детских голосов, запальчиво что-то вопящих. Проходя мимо одного из зданий, я отчетливо расслышал нюансы:
— Он за ящиками затихарился!
— Мочи гада!
— Пацаны, какой код на броньку?
— Во уроды, через трубу все пролезли!
Ну и так далее... Все сразу понятно — детки ловили последние предшкольные дни по-своему. Интереса ради я заглянул в открытую дверь. Большое помещение, очень плотно уставленное компьютерами, ломилось от детворы. Преимущественно мальчишки, но были и девчонки. Дышать было совершенно невозможно, но, судя по всему, их отсюда не выгонит и ядерная война. Они ее сами кому хочешь устроят.
