Он посмотрел на шефа, но тот, в свою очередь, глядел на Корсунского.
Первым начал «генерал» из Москвы. Он крякнул в кулак, взглядом обратился за поддержкой к своим и заговорил:
– У нас есть основания полагать, что Георгий Волков скрывает некоторые факты по тем происшествиям, о которых мы рассказывали вам, товарищ Корсунский. Да, представленные им отчеты достаточно полны, однако, согласно нашим инструкциям, мы обязаны были установить наблюдение за любым из тех, кто причастен к расследованию.
– Вашим инструкциям? – прищурился Корсунский.
– Да, – кивнул «генерал». – Инструкции сверху.
Это хоть и немного, но произвело впечатление на начальника.
– Почему вы мне не сказали, что у вас особые инструкции.
– На это не было санкций нашего начальства, – ответил «генерал». – Мы стараемся посвятить как можно меньшее количество людей. Таков приказ.
Он старался говорить мягко, чтобы не вызвать гнев Корсунского.
– Вот как, – разочарованно произнес тот.
Георгий заметил, что Яковлев, слыша этот диалог, нахмурился.
– Ну пусть он что-нибудь расскажет! – снова поднял голос Корсунский. – А будет артачиться, поднажмем! А, Яковлев! Это ведь твой протеже!
– Если ему есть что сказать, он скажет. Ведь так? – И Яковлев посмотрел на Георгия.
«Не вздумай!» – прочел Георгий в его глазах. То же самое говорил и жест шефа – у них давно была отработана своя система телодвижений, непонятных для сторонних наблюдателей. В данном случае Яковлев откинулся на стуле, оставив ладони на столе: на каждой видны только четыре пальца, большие оказались внизу под столешницей. Это означало «нет». Почти сразу шеф сменил позу.
Ну что же, значит, надо врать. Впрочем, не совсем верно – придется утаить правду.
То открытие, что шеф толкает его на преступление, ничуть не огорчило Георгия. Это означало лишь одно – они по-прежнему в команде. И он отнюдь не безразличен Яковлеву. В противном случае тот не стал бы использовать кодовые жесты. Сейчас важно не наговорить лишнего, чтобы не подставить Ивана Сергеевича, который фактически несет ответственность за своего подчиненного.
Георгий осмотрел собравшихся. Гости из Москвы и Корсунский выжидающе смотрели на него.
– Я все изложил в отчетах, – сказал он.
– И тебе нечего добавить? – спросил Корсунский.
Георгий мотнул головой. Он заметил, что Владлен Генрихович посмотрел на Яковлева, кажется, заинтересованно, как будто догадывался, что дело здесь нечисто, но готов был сохранить это в тайне, лишь бы как-нибудь досадить своим гостям.
– Пусть он скажет, где был вчера после работы, начиная с шести вечера! – неожиданно встрял «майор».
После его слов Корсунский долго не сводил с Георгия глаз. Смотрел, казалось, с надеждой.
– Гулял по городу, – ответил Георгий. Это совершенно не противоречило правде.
– Просто гулял? – усмехнулся красивый «полковник», впервые подавший голос, и переглянулся со своими. Все трое заулыбались.
– У вас есть другая информация? – дерзко, но спокойно, без ехидства спросил Георгий.
Улыбки мгновенно исчезли.
– Есть? – обратился к троице Корсунский.
– Нет, – с досадой ответил за всех «майор». – Но пусть тогда скажет, зачем ездил вчера в профилакторий?
– Там работает мать моей подруги, – повел плечами Георгий. – Я заехал к ней по личному делу.
Корсунский достал из портсигара новую папиросу, сдавил пальцами твердую гильзу и отправил в рот, зажал между губами, но поджигать не стал.
– Тебе есть что скрывать, сынок? – хитро прищурился он в ожидании ответа.
По внутреннему убеждению, Георгий всегда был противником лжи. Отчасти это граничило с суеверием. Врать он разрешал себе только в самом крайнем случае, когда положение безвыходно. А если есть возможность, лучше обойтись недосказанностью. Вот и сейчас надо как-то выкрутиться, ответить на вопрос так, чтобы его слова одновременно и не являлись ответом, а вопрос больше не повторился.
– Не каждому понравится, когда за ним следует кто-то по пятам, – сказал он. – У меня есть своя личная жизнь! – произнес он, теперь с вызовом глядя на «майора» и прочих. – И когда два типа следуют за тобой неотступно, то кому это понравится?!
Корсунский вдруг вытащил так и не зажженную папиросу и расхохотался:
– Ведь он обвел ваших вокруг пальца, а! Молодец! Смотри, Яковлев, подрастет парень, на твое место метить будет!
А Яковлев улыбался во весь рот.
Георгий смотрел сначала на «полковника», потом на «генерала», на «майора», настоящих званий и фамилий которых не знал. Читал злость и раздражение в их взглядах и думал только об одном – чтобы никто из них не произнес: «А все-таки, Владлен Генрихович, он не ответил на ваш вопрос! Ему есть что скрывать!!!»
Он даже вспотел от напряжения, хоть и понимал, что в случае лжи никакие молнии с неба не упадут, и землетрясение не случится.
Но все обошлось.
Корсунский еще посмеялся немного и велел всем убираться. Гости задержались в приемной, о чем-то заговорщицки перешептываясь, а Георгий и Яковлев отправились к себе.
«Здесь так много всего переплетено, и шеф что-то знает», – не сомневался Волков, смотря на спину шагающего впереди Яковлева. Он многое бы отдал, чтобы вникнуть хоть немного в суть происходящего. Тут ведется какая-то непонятная игра, в которую он включился по своей воле, но совершенно не отдавая себе отчет, во что влезает.
«Спасибо Яковлеву, конечно, за моральную поддержку, но как же до него достучаться? По какой причине он не желает делиться информацией? Считает, что я недостоин?»
Неудивительно, что, когда Яковлев заговорил с ним – они уже зашли в свой предбанник, – Георгий не скрывал раздражения.
– А ты правда молодец, хорошо держался! – сказал Иван Сергеевич.
– Имеет ли это значение?! – огрызнулся Георгий, проходя за шефом в его кабинет.
– А чего ты хотел?
– Будто вы не знаете, – и он криво усмехнулся.
– Иногда лучше вообще не знать. Поверь мне, – сказал Яковлев.
– Дайте мне другое задание, – не тая обиды в голосе, сказал Георгий.
– Сегодня пятница. Давай доживем до понедельника, – даже не глянув на него, ответил шеф.
Лицо его стало серьезным и непроницаемым. Он словно потерял интерес к Георгию и с явно преувеличенной педантичностью занялся документами. Пришлось демонстративно развернуться и уйти к себе.
Так, опять в натянутом молчании прошел рабочий день. Постепенно Георгий все больше погружался в состояние, близкое к равнодушию. Уходя с работы, он не поехал к Лазаренко в больницу, как хотел этого еще утром. А ведь еще собирался во внерабочее время съездить за город, исследовать место, где Лайма потеряла след, поговорить с людьми. Но апатия окончательно овладела им, и Георгий отправился домой. По дороге ему показалось, что снова кто-то следует за ним, на этот раз более удачно: никак не удавалось выявить источник беспокойства, быть может, оттого, что Георгий не мог сконцентрировать внимание.
