У Тихона закружилась голова, и он едва не шагнул в пустоту, как вдруг над головой раздалось хлопанье крыльев, заставившее его отпрянуть. Напугав его, птицы тем самым не позволили ему упасть. Но должен ли он благодарить их за это?
И все же не так просты были эти твари.
Под надзором крылатой стаи он со страхом вновь оценил препятствие. Очутиться на той стороне не представлялось теперь таким уж простым делом. Тихон приготовился к разбегу, но долго не мог заставить себя сойти с места. Однако волны тумана подгоняли — они заметно опустились вниз, и обозримое пространство съеживалось на глазах, как будто город торопился распрощаться с посетителем. Вскоре стало видно лишь на несколько десятков метров впереди, а дальше начиналась непрозрачная жемчужная пелена. Нужно прыгать! Но сперва хорошенько разбежаться!..
К нему вернулись ощущение силы и уверенность. Тихон видел перед собой край разлома, приближавшийся медленно, как во сне. Освобожденная от гнета часть сознания, действуя независимо от прочих мотивов, начала обратный отсчет. В мозгу мелькали цифры, отбивая такт движениям ног.
«Пять…»
«Четыре…»
«Три…»
Вдруг ему показалось, что он ошибся, не угадал место для последнего толчка. Еще не поздно было остановиться…
«Два…»
Теперь поздно…
«Один…»
Тихон парил над бездной, утопавшей в белом тумане, однако, преодолев метры разлома, приземлился слишком близко к краю. Под растрескавшимся асфальтом, на который он упал руками и ногами, оказалась пустота. Вес его тела, усиленный ударом, был слишком велик. Поползли сквозные трещины. Он дернулся вперед, но тут же возникло ощущение невесомости, и Тихон понял, что падает вместе с обломками и что это падение невозможно остановить. Он увидел перед глазами ржавый прут, когда-то служивший связкой для бетонной конструкции, и вцепился в него обеими руками. Принимая на себя вес, прут изогнулся, но все же удержал.
Тихон глянул вниз — обломки исчезли в белоснежном тумане. Еще не проржавевший до конца металлический стержень, спасший его, неожиданно дернулся, как будто желая стряхнуть непосильную ношу. Тихон задрал голову и увидел, что по бетону тоже ползут трещины. Прут снова дернулся, трещины поползли все дальше, туда, где угадывался конец связки, и где прут соединялся с другими такими же сваркой, но кто знает, что сейчас представляло собой это соединение.
«Нужно попытаться раскачаться и дотянуться рукой до крепежа трубы, когда-то тянувшейся с одного берега на другой и теперь разорванной. Если получится, можно проползти по нижним конструкциям моста и оказаться на берегу».
Прут — не веревка и раскачиваться на нем оказалось непросто. И все же удалось вывести маятник, которым был сам Тихон, из состояния покоя. Медленно он качнулся в одну сторону, удалявшую от цели, и так же медленно заскользил обратно. Высвободил руку, чтобы дотянуться до ближайшей балки, но не достал. Снова начал удаляться. Завис над бездной и опять покатился вниз. В этот момент прут высвободился еще на несколько сантиметров, это ускорило раскачку, и буквально миллиметров не хватило для того, чтобы вцепиться в каркас трубы. Тихон молил Бога или неизвестно кого, чтобы стержень продержался хотя бы с полминуты, не вырвался и не переломился где-нибудь там, вверху.
Он вдруг услышал хлопанье (скорее звяканье) крыльев и вспомнил про птиц. Опять эти странные создания! Облепили швеллер и уставились на него своими черными блестящими глазками.
Прут опять дернулся и на сей раз нарушил движение маятника. Раскачка остановилась. Прут дернулся еще раз.
Тихон понял, что сорвется. Так, может, самому? Отпустить руки и упасть. Здесь не так высоко. Есть очень малая, но все-таки есть вероятность, что он сумеет долететь до поверхности реки не плашмя, а солдатиком, и не разобьется. И что ледяная вода не сразу лишит его сил, и судороги появятся не сразу. И, возможно, он еще сумеет догрести до берега.
Шанс есть, хоть и ничтожный…
Тихон посмотрел на птиц.
— Небось, интересно понаблюдать, как я сдохну? Убедиться желаете?! — со злостью выкрикнул, но птицы молчали.
Все было зря. Его путешествие сюда, и те мысли, с которыми он искал встречи с Иркутском. Впрочем, наверное, не зря. Он увидел страшный город. Навсегда потерянное и проклятое место. И знал, кто ответственен за весь этот кошмар. Не только те, кто нажимали кнопки. И не только те, кто отдавал приказы. Среди людей полно таких, кто готов разрушать, перекраивать, искать выгоду во всем. Но и полно тех, кто молчаливо позволяет другим делать зло. И рано или поздно каждому придется ответить на вопрос: что ты сделал или чего ты не сделал?
«И я ответственен!»
Все виноваты в том, что случилось. Только одни оценили это на собственной шкуре. А другим еще предстоит понять. А если не поймут, значит, зря эти жертвы. И все повторится вновь, как это не раз и бывало.
Нет невиновных. Все виноваты. Кроме… Кроме…
Казалось, мысль ускользает от Тихона, и он цеплялся за нее, не желая отпускать. И вдруг вспомнил о детях. О младенцах, умеющих только молчать и слушать. Впитывать в себя то, чему учат их взрослые. Уж они точно ни в чем не виноваты, поскольку от рождения чище любого из нас.
Tabula rasa, как говорили древние. Табула раса. Чистая доска…
Возможно, поэтому албасты крадут детей?
Потому что они чисты и нужны им для какой-то неведомой цели?..
* * *
Он не успел додумать.
Одна из птиц метнулась к нему и неожиданно зависла напротив, словно пчела, с резонирующим гудением рассекая крыльями воздух, заставляя собственное тельце висеть в неподвижности. Тихон смотрел на нее неотрывно. В этом внимании к человеку могла, наконец, открыться тайна, которую представляли собой эти существа. И тут он вдруг понял, что эти птицы — в точности как те, которые привиделись ему в одном из снов на пару с албастой.
Птица изменялась на глазах. Тупой клюв вытянулся, превращаясь на конце в подобие иглы. Крылья замелькали с еще большей частотой и стали совсем не видны. И это странное существо (только лишь похожее на птицу! — теперь он это окончательно понял) молнией устремилось к Тихону. Он даже не успел ничего сообразить, как в груди разорвалась боль — черная игла ударила со всей силой, под самое сердце.
Застонав от боли, Тихон схватился за прут еще крепче.
— Где ты, тварь? — вскричал он, однако птицы нигде не было видно.
Он посмотрел вперед и увидел, что еще одна спрыгнула с конструкции и несется к нему. На этот раз без прелюдии, на лету она превратилась в подобие стрелы и вонзилась в то же самое место, что и первая.
Он задохнулся от нового взрыва боли. Отпустил пальцы обеих рук и закрыл глаза, приготовившись к падению. Удивительно, что он был еще способен что-то соображать. Но его поразило отсутствие ощущений, положенных при падении. Открыв глаза, он увидел перед собой все ту же конструкцию и сидевших на ней птиц. Посмотрел вверх и понял, что против своей воли держится за прут. Как и тогда, во сне, где была албаста, удержавшая его от падения в колодец. Разница заключалась лишь в том, что сейчас он не чувствовал рук, не ощущал физического контакта с шершавым металлом. Ничего не чувствовал. Будто тело жило само по себе, а сознание — отдельно.
