— Погодите. То есть вы хотите сказать, что абсолютно все люди рано или поздно погибают по возвращении из Полосы?
— Я же говорю: есть скитники, но я их никогда не…
— Через какое время это происходит?
Поток невидимых слез грозил задушить Тихона. В тысячный раз он вспомнил свое видение и то, как говорил генерал Антонов про Амину и Нусупа: «Не такие красномордые, как ты…» «Значит, они больны… А я здоров».
— Отвечайте!
— У всех по-разному, — сказал Верховцев. — Вы беспокоитесь за ваших друзей? — угадал доктор. — Я ничего не могу сказать вам определенно. Я видел их только один раз, когда проверял на своем аппарате.
Верховцев испугался собственных слов, увидев, как вспыхнул взгляд Тихона.
— Пусть это вас не беспокоит, — поспешил оправдаться он. — Это обычная процедура для тех, кто побывал в Полосе.
— Обычная? — переспросил Тихон. — Вы, кажется, что-то говорили про обычных людей. Значит, есть необычные?
— Собственно, я об этом и хотел рассказать. Давайте с самого начала?
Приняв молчание Тихона за знак согласия, Верховцев предупредил, что кратким его рассказ не будет.
— Вот вы спрашиваете, есть ли необычные люди. И забываете про себя. Из нескольких тысяч человек, которые за последние годы по той или иной причине проникали в Полосу и, в частности, в Иркутск, проведя там более суток, живыми остались… Впрочем, чего лукавить. Из тех, кто вернулся обратно — никто! Некоторые склонны считать, что единицам удалось выжить, и они могли стать скитниками. Но все это слухи. Поверьте, многие из тех, кто говорит о скитниках, и в глаза-то их никогда не видели. Зато я могу точно сказать, что любой, повторяю, любой обычный человек, если он находился в Полосе более суток, умирает. Сгорает за несколько дней. Как мало нужно для смерти — двадцать четыре часа. Поэтому мы и не отправляем отряды с заданиями дольше чем на половину дня, чтобы хватало с гарантией.
Однако я никогда не мог понять другого: почему некоторым людям после суток в Полосе удается прожить дольше, чем другим? Да, их смерть не всегда скоротечна. Очевидно, это не зависит от физического состояния человека. Бывало так, что совершенно здоровые люди погибали сразу или очень быстро по возвращении. Но есть и противоположные примеры, когда люди крайне ослабленные, даже инвалиды и раковые больные, держались дольше, иногда неделю или две. Позже я выяснил, что длительность умирания не зависит от времени пребывания в Полосе, но весьма и весьма зависит от психологического состояния человека…
Прежде, чем продолжить, Верховцев снова достал планшет, на экран которого стал выводить какие-то рисунки, диаграммы.
— С помощью моего прибора я провел тысячи экспериментов над мозгом и выявил некие особенности в биоимпульсных портретах различных людей. Своего рода биологические константы, если можно так сказать, характерные для всего вида хомо сапиенс. Это серьезное открытие, между прочим!
Он сунул планшет под нос Тихону, который ничего не мог понять в том, что показывал Верховцев, но слушал с интересом.
— Посмотрите, пики графиков на этих участках практически одинаковы по форме. Так вот, у всех без исключения жертв Полосы, которых мне довелось обследовать перед их гибелью, обнаружились мощные флуктуации, отклонения. Видите эти отрезки на линиях? Я специально их выделил жирным. А теперь сравните с обычными. Видите, как сильно изменены? Это поразительное открытие, кстати, позволило мне с легкостью определять — был человек в Полосе или нет. Что подтверждалось массой других доказательств. Но вот у тех, кто пробыл в Полосе дольше и умер не сразу, эти флуктуации выражены наиболее сильно — по отдельным показаниям различия в десятки раз…
Верховцев любил говорить. А еще больше, как теперь понимал Тихон, любил, когда его слушали, причем очень внимательно, вдумчиво. Как он сейчас.
— Что же первично, задался я вопросом, — продолжал доктор, — изначальная предрасположенность? Или в этих биоимпульсных портретах я увидел исключительно насильственное влияние Полосы? Первый вариант, как я думал, позволил бы выявить людей, потенциально приспособленных к жизни там. К сожалению, массово пропустить через мой аппарат я мог только ограниченное количество человек, регулярно проходивших медосмотры — наших бойцов да некоторых вольнонаемных. Но все равно за три года порядка двадцати тысяч человек прошли через мои руки. Вы не представляете, каких титанических трудов это стоило. И все же, к великому разочарованию, ни к чему я не пришел. Остается второй вариант: выживших меняет Полоса, воздействие которой нам никогда не удастся повторить. Ведь мы ничего о ней не знаем.
Это тоже мало что дает для понимания явления. Поэтому пришлось отбросить все ранние предположения и рассуждать философски. Я начал с того, что представил Полосу, как некое сито, через которое просеиваются люди. Кстати, и другие живые существа тоже. Правда, на них Полоса не оказывает такого губительного воздействия, как на людей. Мы проводили эксперименты. С автоматических аэростатов спускали капсулы с голубями, собаками и другими животными. К ним цепляли маячки, и если они выбирались из Полосы, мы находили их. Практически всех животных мы нашли невредимыми. Но, правда, они чурались Полосы. Ни у одной, даже мелкой, птахи не возникло желания остаться там. Мне так и не ясно, почему. Но мы можем заключить, что это место так же проклято и для них. Но для людей особенно…
Верховцев отклонился от сути вопроса, но Тихон решил не перебивать, тем более что доктор рассказывал удивительно интересные вещи.
— …Так вот, если Полоса — это сито, опять возникают варианты. Либо через это сито люди просеиваются случайным образом, либо не случайным. И какая-то изначальная предрасположенность все-таки есть, но я не мог, не в состоянии был ее определить. А в последнее время мне постоянно не давала покоя мысль о скитниках! Почему они преспокойно живут в Полосе, хотя другие этого не могут? Почти полгода понадобилось мне на решение этого вопроса. И я его решил!
Лицо доктора осветилось радостью, будто он делился открытием с ученым советом.
— Если бы не случайность, кто знает, отыскал бы я решение? Однажды у меня потерялся ключ от лаборатории. От электронного замка. Пришел наш техник, принес другой, точно такой же ключ и запрограммировал в него код лаборатории. То есть я видел перед собой два ключа. Первый был пустой болванкой. Но стоило добавить в ее память шифр, как взамен болванки, ни к чему не годной, появился настоящий ключ, который мог открыть дверь. Соображаете, к чему я клоню?.. Мне вдруг пришло в голову: а что если открытые мною константы — это своего рода заготовка для ключа, та самая болванка. Но стоит осуществить над ней некие манипуляции, подобные тем, которые проделал мой техник, и болванка обзаводится шифром. В роли моего техника в данном случае выступает непосредственно Полоса. Она что-то делает такое с человеком, в результате чего происходят изменения, как отражение усилий его организма, предпринятые для выживания в Полосе. И если допустить, что скитники действительно существуют, то у них эти изменения самые правильные. Они ведь сумели выжить там! Сотни других людей, попавших в Полосу, рано или поздно погибают, а этим — хоть бы что. Определенная настройка позволяет организму приспособиться! Знаете, это как чудеса йогов, которые волей сознания могут заставить свое тело неделями обходиться без воды и пищи. Только йоги тренируются годами, а тут все происходит в короткий промежуток времени.
