– В каком смысле? – не поняла я.
– Она решила остаться в Лебяжьем для того, чтобы побольше разузнать о той истории…
– Не очень толково, – честно призналась я.
– Мне и самому нелегко передать свои впечатления.
– История доктора ей была известна до появления в Лебяжьем?
– Не уверен. Куда вероятней, что впервые она услышала ее здесь. Но… я помню, как она смотрела на дом в тот наш первый приезд в Лебяжий… Что-то с ним было связано, и она заинтересовалась давно забытым делом.
– Заинтересовалась настолько, что решила остаться тут?
– Вот именно. Через несколько дней она попросила меня навести справки, если быть точным, она хотела, чтобы я запросил документы из архива и сделал для нее копии.
– И вы это сделали?
– Для нее я сделал бы что угодно, – усмехнулся Лебедев. – Я тщательно просмотрел все бумаги, пытаясь понять, что ее так заинтересовало. Мужчине средних лет вскружила голову деревенская девчонка. В тот вечер в селе был праздник, молодежь по этому случаю гуляла допоздна. Где-то пути врача и девушки пересеклись, они оказались в заброшенном амбаре. Возможно, в последний момент она сказала ему «нет», и он ее изнасиловал…
– А потом испугался и убил?
– Такое не редкость. В любом случае именно врач был любовником девушки в последнюю ночь ее жизни. Факт подтвержденный.
– Но… он ведь врач… и точно знал: для патологоанатомов нет секретов.
– Он мог совершить убийство спонтанно, поддавшись страху… или оно вовсе было случайным. Он попытался выдать его за самоубийство… в любом случае ему оставалось только одно: рассчитывать на удачу.
– В селе об их отношениях откровенно судачили, и рассчитывать на удачу было довольно глупо.
Лебедев пожал плечами.
– Он застрелился, и дело прекратили ввиду гибели главного подозреваемого. Других не нашлось.
– А найти пытались?
– Не уверен. Из материалов дела следует, что с самого начала в убийстве подозревали врача.
– Вы показали копии бумаг Виоле, что было дальше? – спросила я.
– Ничего, – вновь пожал плечами Лебедев. – У меня сложилось впечатление: свое любопытство она удовлетворила.
– И больше ни о чем не просила вас?
– Нет.
– И вы не задали вопрос, зачем ей все это нужно?
– Я задавал ей много вопросов, – усмехнулся он невесело. – Почти ни на один из них она так и не ответила. Мы были любовниками, но я ничего не знал о ее прежней жизни. Позднее выяснилось, о настоящей тоже не знал.
– Но ведь что-то она должна была ответить, – настаивала я.
– Сказала, что это любопытство. Только и всего.
– И, чтобы удовлетворить свое любопытство, она попросила вас заглянуть в архив? – Поверить в такое я отказывалась. Для подобного любопытства должна быть причина. Весомая. Девушка только что чудом избежала смерти, и вдруг такой интерес к убийству восемнадцатилетней давности. Но как это убийство и ее собственное похищение могут быть связаны? Ведь до того момента в Лебяжьем Виола никогда не была. Значит, дело не в месте совершения преступления, а в людях, которые к нему причастны. Кто ее мог интересовать? Врач-самоубийца? Он восемнадцать лет как в могиле…
– Выходит, что так, – ответил на мой вопрос Лебедев, немного помолчав. – Признаться, я думал, пусть забивает себе голову чем угодно, лишь бы каждую минуту не боялась психа, что похитил ее. Первое время она просто сходила с ума от страха…
– Я видела замки на двери… – вздохнула я. – Ваша работа?
– Моя. Почти каждую ночь я был с ней…
– А почему скрывались?
– Виола не хотела, чтобы о наших отношениях знали посторонние. Решила, это может стать для меня источником… неприятностей. Следствие еще не закончилось… А мне было все равно, лишь бы находиться рядом с ней.
– Она не просила вас узнать, что стало с семьей врача?
– Нет. Я помню ту ночь, когда привез ей документы. Их было немного, папка совсем тоненькая. Сканировать фотографии я не стал, чтобы ее не волновать. Осмотр места преступления, показания свидетелей, заключение патологоанатома. Она устроилась в кресле и читала часа два, не задавая никаких вопросов. Потом вдруг усмехнулась, сказала: «Отлично» – и вернула мне папку.
– Что она сказала? – переспросила я.
– «Отлично», – повторил Лебедев. – И очень странно улыбнулась…
– Выходит, она нашла ответ на свои вопросы?
– Но мне об этом не сообщила. Знаете, она была из тех людей, которые умеют добиваться своей цели. Я ее любил и очень боялся потерять. Оттого довольно быстро научился обходиться без вопросов.
– Копии документов все еще у вас? Я хотела бы на них взглянуть.
– Зачем?
– Ну, это просто. То, что было интересно ей, вполне вероятно, заинтересует и меня. Следователю обо всем этом рассказали?
– Конечно. Хотя и сомневался, что это имеет отношение к ее гибели. Знаете, избыток сведений временами так же вредит, как и их недостаток. Отвлекает внимание, уводит в сторону. Вполне вероятно, случай с врачом – пустая трата времени. Виола вернула мне бумаги, и больше мы на эту тему не разговаривали. – Лебедев замолчал, с преувеличенным вниманием разглядывая свои руки, а я поняла, он боится перейти к главному – к гибели Виолы. Наверное, мысль об этом до сих пор причиняла ему боль, и смириться с потерей было по-прежнему нелегко.
– Виола снимала дом, – сказала я, решив дать ему время собраться с силами. – Дорогое удовольствие. У нее были деньги?
– Да. Не спрашивайте откуда, я не отвечу, потому что не знаю. После возвращения на родину она нигде не работала. Жила скромно, не считая нелепой прихоти снять этот дом… но и на скромную жизнь деньги нужны. Я пытался поговорить с ней на эту тему, зарплата у меня небольшая, но, честно говоря, и ее тратить не на что… в общем, я предложил ей помощь. Она сказала, что у нее есть кое-какие сбережения. Смогла отложить, когда работала за границей…
– А где она работала?
– В рекламном агентстве. Художником. Она была очень талантливой.
– Вы видели ее картины? – спросила я, разговор наш вновь ушел в сторону, но не спросить я не могла.
– Да. В те первые дни, еще до переезда сюда, она много рисовала. У меня от ее картин мороз шел по коже, но психолог сказал, это помогает ей справиться…
– Что было на картинах?
– Человек-тень. Без лица, без тела… Темное пятно, которое, если присмотреться, приобретало человеческие черты…
– Похититель?
– Наверное. Себя рисовала, окруженной тьмой…
– Где сейчас ее картины?
– Не знаю… Возможно, все еще среди вещдоков, или отдали матери…
