— Держись справа от меня, дистанция — десять метров. Вали всех, кого видишь впереди. Если заметишь человека с "Винторезом", не убивай его, это свой. Всё понял?
Веня только кивнул и довольно умело перехватил короткий импортный автомат, поэтому без лишних слов мы двинулись к вершине холма. Первым в прицел ко мне попалась сгорбленная спина пулемётчика, азартно поливавшего короткими очередями что-то вперед. До цели оставалось метров семьдесят когда меня заметил обернувшийся зачем-то к пулемётчику его товарищ менявший магазин в автомате. Взяв небольшую поправку я приостановившись дал две короткие очереди слившиеся почти в одну и оба наёмника покатились в траву. Ещё раз проконтролировав место падения, я двинулся дальше, почти не обращая на Веню внимания. Сейчас уже не было времени вытирать парню сопли, да и откровенно говоря мне подумалось, что он справится. Тем временем иностранцы заметили меня и в немалой степени, этому способствовал голос моего "калаша", диссонировавшего с созвучиями импортных стволов бывших у обеих сторон. Под ногами взметнулись фонтанчики земли, пришлось тут же упасть и с перекатом уходить вправо. Хлопнуло два одиночных выстрела и пулемёт поливавший пространство в том месте, где я только что был, замолчал на полуслове. Поднявшись, мне вовремя удалось поймать в прицел перебегающую в опасной близости передо мной тёмную фигуру в вислой панаме с израильским автоматом наперевес. Теперь сомнений больше не осталось — оружие у нападавших совершенно точно неуставное, значит стравить подельников мне всё же удалось. Прежде чем я успел выстрелить, наёмник уже падал, его цепанул кто-то справа от меня, наверное это Веня постарался. Короткими перебежками, огрызаясь скупыми очередями в сторону оставшихся нападавших, мне удалось продвинуться вперёд метров на сто. Отсюда уже был виден передний край окопов, а точнее индивидуально отрытых ячеек, откуда изредка постреливали "туристы". По вспышками и появляющимся время от времени фигурам, оказалось, что высоту обороняло два-три человека. Сам вождь сидел в крайнем правом окопчике, его характерную крупную фигуру я заметил одной из первых. Шерман умело садил одиночными в сторону последнего оставшегося пулемётчика, однако пару раз стрельнул и в мою сторону. Справа, Веня что-то заорал своим и из одного окопа ему ответили. Помогло это тем, что "туристы" перестали палить в нашу сторону, несмотря на злобные выкрики Шермана. Тот продолжал изредка стрелять по нам с Очкариком, перемежая приказы чуть ли не семиэтажным матом. Однако по непонятным мне пока причинам, его же бойцы не подчинились, сосредоточив огонь на оставшихся в живых наёмниках. Пара пуль вождя прошла в опасной близости от моей головы и пришлось снова залечь. Гул винтов амеровских "вертушек" становился всё ближе, время уходило с поразительной скоростью, счёт уже шёл на секунды. Снарядив "подствольник", я на звук выстрелил в ту сторону, откуда послышался стрёкот пулемёта и снова откатился влево. Хлопок гранаты заткнул пулемёт, послышался громкий тоскливый вой боли. Так иногда случается, если отрывает какую-то конечность и человек видит что с ним случилось. Потом послышалась непонятная возня, приподнявшись на локтях я увидел, как двое "туристов" подскочили к окопчику Шермана и пытаются разоружить вождя. Однако это у них не выходило: Краснов ещё в первую нашу встречу показался мне хоть и упитанным, но довольно здоровым мужиком. А сейчас он демонстрировал подчинённым знание какого-то единоборства, возя двух ослабевших и явно раненых людей словно полудохлых котят. Веня тоже было бросился в свалку, но прямым встречным ударом под дых, Шерман опрокинул на землю и его. Пока вождь оглядывался в поисках своего оружия, я успел подойти к нему метров на десять. Заметив, как я держу "весло", Шерман перестал суетиться и выпрямившись обратился ко мне с лёгким акцентом, как говорят только эмигранты:
— А, это ты урка! Подстава с грузом это твоя затея?
Побитые "туристы уже начали отползать в сторону, только Веня схватил выбитый из рук автомат и направил оружие на своего бывшего командира. В глазах за пыльными стёклами очков я читал решимость выстрелить, но не уверен, что тот сможет убить человека глядя тому в глаза, это несравненно сложнее, чем если стреляешь метров со ста. Не выпуская Краснова из поля зрения, я обратился к Вене:
— Если хочешь что-то сделать, то поторопись, амеры уже поди на холм карабкаются. Заканчивайте со своим Иудой и пошли уже отсюда, граждане, а то все тут останемся.
— Сволочь! — Очкарик тоже смотрел на Шермана, но оружие ходило в его руках, от переизбытка адреналина — Я слышал тебя и того пиндоса! Ты всё время нас подставлял, хотел за бугор смыться в Барселону свою сраную. Ты всех нас продал!..
— Да, очень хотел — На лице Краснова читалась напряжённая работа мысли, глаза шарили вокруг, даже сейчас он искал способ выкрутиться — Всегда хотел свалить. Сначала из "совка", потом из "раши"…. А в Грузии… да там все в десять раз культурнее! Совки вы… серое стадо, быдло немытое! Как вы легко всему верите, как же просто и легко вас обманывать…. Продал, говоришь? Так и купил не дорого: слушали меня разинув рот, как бараны шли на убой. Ненавижу, презираю всех вас!..
Дальнейшие события произошли очень быстро, практически мгновенно следуя друг за другом. Вот Шерман пинком поднимает в нашу сторону облако пыли, уходя влево из-под Вениного "ствола", пытаясь в прыжке дотянуться до валяющегося в паре метров от него автомата. Почти в тот же миг Очкарик жмёт на спуск, но промахиваясь привстаёт, подавшись вслед движению вождя. Быстрее всех оказался лежащий на земле ничком один из уцелевших "туристов" — среднего роста мужик, с круглым лицом и комплекцией располневшего, но ходящего в спортзал менеджера средней руки. Выпростав из-под себя руку с экзотическим по нынешним временам немецким пистолем Р–38, он четыре раза стреляет в распластавшегося в прыжке Шермана. Грузное тело Краснова, затянутое в модную снарягу, уже замертво валится на землю, руки в последнем конвульсивном движении впиваются в сухую землю, словно цепляясь за неё напоследок. Для верности, я добавляю контрольную очередь, но тело прошитое ещё и моими четырьмя пулями даже не вздрагивает.
— Ну, теперь пошли отсюда — Я помогаю "менеджеру" подняться — я Антон Варламов, будем знакомы.
— Миронов Сергей — Голос у мужика глубокий, хорошо поставленный — Радиоведущий… бывший, правда. Так это вы помогли нашим у дороги и тогда… ну в лесу?
— Мы, но разговоры потом. Веня отведёт вас с товарищем к остальным из отряда. Мой боец проводит всех в безопасное место, там будет время для разговоров. Сейчас нужно уходить, ещё раз рад знакомству, Сергей…. Хорошо стреляете, кстати.
Мы ещё раз пожали друг другу руки и я подозвал к себе Вениамина. Того ещё потряхивало от переизбытка адреналина. Оно и понятно: бой, угроза неминуемой смерти и глаза того, кто хоть и оказался врагом, но всё же был живым человеком, а не просто силуэтом в прицеле. По себе знаю, что смерть вынужденно причиняемая под давлением обстоятельств, имеет множество обличий. Некоторые смерти даются легко, враг безлик, у него нет имени, а часто ты даже не можешь различить его лицо. А иногда, приходится сходиться глаза в глаза, видеть, как жизнь по капле уходит из них и ты точно уверен, что эту жизнь забрал именно сам. И вот тут совсем непросто решиться, особенно в самый первый раз… да и потом не так легко, как об этом пишут или говорят "бывалые". Не важно чем и как убьёшь: ударив ли ножом, выстрелив ли из чего-то огнестрельного. Однако часто смерть вот так же смотрит и в твои глаза, от этого взгляда выстужает душу, сердце черствеет и приходит понимание, что есть только две стороны — либо позволить убить себя, либо самому отнять чужую жизнь. Этот порядок вещей в своей чудовищности настолько обыденный, что многие не выдерживают, ломаются. Для себя я давно отождествляю войну с жарой: какое-то время её можно переносить, есть силы приспособиться и жить в этом климате довольно долгое время. Однако нет ни минуты чтобы не приходило понимание, что есть предел любому терпению и выносливости, хотя в данной ситуации я понимал и то, что фигурально выражаясь попал на Экватор и вроде как застрял тут совершенно на неопределённы срок. Теперь следовало привить это терпение окружающим, научить их жить и терпеть эту… жару и всё, что идёт с ней в придачу. Хлопнув парня по плечу, я махнул в сторону пологого северного склона, где сгущался нагоняемый с дороги белёсый дым пожарища:
