Глава 9
Россия. 7 сентября 2011года. Южный участок Центрально-сибирской оккупационной зоны. 459 км восточнее г. Бердск. Шишковичский лесной массив, 17. 35 по местному времени. Партизан Антон Варламов: переговоры и поиск новой точки постоянного базирования. Заключение.
Парочка сидевшая в "секрете" явно хотела, чтобы их кто-нибудь заметил: парень что-то шептал девице на ухо и пытался украдкой залезть её под мешковатую куртку, а она без особого рвения отводя его руки сдавленно хихикала. Мысленно выругавшись, я убрал трофейный прицел в карман куртки и осторожно двинулся дальше, обходя беспечных влюблённых по дну довольно длинного оврага, ведущего как раз к тому самому месту, которое определил для артельщиков как место сбора, кажется целую вечность назад. Спустя ещё полчаса, я увидел знакомую "штабную" палатку и пять других разного размера, в том числе и длинную, которая несомненно отведена под лазарет. Выйдя из кустов и держа автомат на спущенном ремне в вытянутых руках перед собой, я не таясь пошёл к лагерю. Одна из главных целей достигнута: мне удалось помочь остаткам отряда Шермана спастись, удалось уцелеть самому и так или иначе вывести из под удара свою группу в полном составе. Пусть Мишка ранен и может склеить ласты… это вполне могло случиться за то время, что я таскал за собой амеровских охотников по тайге. Но тут всё же есть надежда, что в общем-то не чужой мне человек и давний знакомый всё же вытянет. За прошедшие недели этой огромной, непривычной для меня войны, чьи границы до сих пор пугают меня, появилось робкое, но удивительно тёплое чувство надежды. И хоть я гоню этот страх прочь, давя его нещадно, где-то глубоко в душе всё больше крепнет уверенность, даже фанатическая убеждённость в том, что победить врага можно. Что послужило основой для этой слепой веры: грязные палатки с каждым шагом всё более и более отчётливо видимые в лесном полумраке, или глаза людей, выскакивавших кажется отовсюду, сжимавших в руках оружие. В момент, когда меня сбили с ног и принялись вязать пластиковыми американскими наручниками, я понял что этим чувством было выражение глаз людей. Они все готовы драться, нет страха, только усталость и злость. Нам всем уже давно пора разозлиться… давно пора.
…Путь к границам урочища занял полных десять дней, не считая суток проведённых в блужданиях по болотам. Кордоны, выставленные американцами по периметру болота, удалось обойти только со второй попытки. Выбираясь я зацепил проволоку электронной "сигналки" и даже не заметил этого. Все-таки усталость и постоянное напряжение дали о себе знать — ноги заплетались, а глаза иногда закрывала серая пелена, словно на голову кто-то накидывал полиэтиленовый пакет. Преследователей заметил слишком поздно: окружив меня с трёх сторон они просто начали стрелять. Было раннее утро и густой молочно-белый туман отчасти искажал перспективу, пули прошли чуть выше головы, срезая ветки и с глухим чваканьем впиваясь в стволы деревьев. Когда ситуация повторяется с завидным постоянством, тело реагирует практически мгновенно. Упав на землю ничком, я со всей возможной скоростью пополз обратно в болото. Есть главное правило в смертельной игре, называемой "пятнашки": никогда не выбирай путём отхода дорогу, которой пришёл. Холодная, вонючая жижа приняла меня метрах в трёхстах от того места, где как мне казалось я больше никогда не окажусь. Участок оказался трудный — я сразу же провалился по пояс, вязкая, обманчиво податливая жижа стала с неумолимой жадностью затягивать, сантиметр за сантиметром. Раскинув руки в стороны я замер и осмотрелся, метрах в десяти справа виднелось два участка сухой травы — кочки. Медленно расстегнув молнию на воротнике куртки, я извлёк рулон прочного капронового шнура со специально утяжелённым карабином. Наплавленный на карабин свинец позволяет дальше бросить свободно ходящую в хромированном ушке крепления верёвку, образующую петлю. Вода постоянно подмывает основания кочек, корни травы гниют, образуется нечто вроде швартовочных кнехтов. От берега слышались голоса охотников, амеры снова начали стрелять, обрушив в укутанную редеющим молочным покрывалом трясину шквал огня. Пули ложились в двух десятках метров слева и позади, бились о воду, злобно гудели рикошетя от веток кустарника. В моменты, когда смерть поселяется на загривке, некоторые её трюки уже перестают пугать. Организм устаёт бояться и появляется нечто вроде безразличия к собственной судьбе. Вот и я сейчас, совершенно спокойно метал петлю, хотя рядом стоял грохот от стрельбы, многократно дублируемый эхом отражающемся в тумане. Кроме того, жадное болото уже почти по самые подмышки затянуло, пронизывая всё тело иглами промозглого холода. Удался только шестой по счёту бросок, когда петля наконец-то обняла нечто твёрдое и не вернулась ко мне с обрывками стеблей травы облепленных склизкой тиной. Подавшись корпусом чуть вперёд и сомкнув руки на натянутом словно гитарная струна шнуре, я медленно перебирая затянутыми в отсыревшие перчатки руками, начал вытягивать себя из болотного плена. Амеры перенесли огонь на тридцать градусов вправо и пули зароились уже вокруг меня. Сжав зубы до хруста в челюстях, я продолжал медленно тянуть за шнур. Шальная пуля перебила шнур в тот самый момент, когда с противным чваканьем освободилась левая ступня. Быстро отпустив верёвку, я раскинул руки в стороны и медленно начал сгибать левую ногу в колене ища хоть малую точку опоры. Уйдя в зыбкую почву на треть, подошва упёрлась в нечто твёрдое и спустя ещё долгих три минуты, мне удалось освободить ступню правой ноги. Ползком, превратившись в огромную улитку иногда захлёбываясь в грязи, через два часа и совершенно лишившись остатков даже тех крох сил что откуда-то брались всё это время я добрался до заветной кочки намертво вцепившись в неё обеими руками. Снова, как и во время боя у дороги, ни одна вражеская пуля не коснулась меня, но как и тогда, мне это везение уже было почти безразлично. Пролежав в болоте ещё сутки, совершенно не чувствуя тела и практически ничего не соображая, я так же ползком выбрался на берег и таким манером, словно крот полз в темноте до тех пор пока не сознание не выключилось….
… Рывком поставив меня на ноги и подхватив под руки, двое "туристов" поволокли меня к штабной палатке. Мне уже было плевать на происходящее, тело стало подобием резиновой куклы без костей. Пыхтя и ругаясь, как я отметил мельком, тоже раненые конвоиры почти волокли меня по вытоптанной траве. Помочь им не было сил, как и не удалось разжать челюсти, чтобы представиться или даже захрипеть. Наконец, тряска закончилась, опустив меня на землю, конвоиры разделились: один скрылся в палатке, а другой присел рядом и вынув из кармана камуфляжных штанов пачку сигарет и добыв огонь из блестящей серебряной зажигалки закурил глубоко затягиваясь. Сигаретный дым будоражил обоняние, я всё ещё скучал по давно заброшенной привычке, но сейчас запах табака вызвал только приступ тошноты. Последние трое суток я ничего не ел кроме ягод и горстки зажаренных на костре грибов. Всё это переварилось и наружу вышли только сгустки желудочной желчи. Для конвоира это оказалось такой неожиданностью, что человек вскочил на ноги уронив сигарету на штаны. Махая руками, чтобы стряхнуть "чинарик" и не прожечь одежду конвоир спиной стал отступать прямо на выходивших из палатки людей. В получившейся свалке мелькали руки, слышалась брань, но приступ рвоты ослабил меня настолько, что уронив голову так, чтобы не упасть в блевотину я толком ничего не расслышал. Наконец, кто-то подошёл ко мне вплотную, пластиковый обод сковывавший мне руки вдруг ослаб и исчез. Одновременно, ещё две пары рук подняли меня, пытаясь усадить. К губам прижался край алюминиевого котелка и в рот полилась холодная, даже сладкая на вкус вода. Потом снова всё потемнело и пришла темнота….
