Джеймсон прибыл на аукцион с Руби Уайт, за которой ухаживал.
С ними явилась Джейнис Армстронг, партнерша Руби по бизнесу, в туристическом
агентстве которой мне довелось поработать.
Мистер Митчелл — с виду прямо тот же Тревор, только
постарше, со светлыми волосами, тронутыми сединой, — появился в обществе
других миллионеров и расположился, разумеется, в первом ряду. Через пару минут
пришел и уселся в нескольких рядах позади него мистер Беркли.
Мой пульс учащался, руки становились все горячее.
Наконец вошли и мои родители. На то, чтобы раскланяться и
поприветствовать всех знакомых, у них ушло немало времени.
Наконец мама заметила меня, и родители подошли к нам.
— Замечательно, что ты решил посетить аукцион, —
сказал папа, пожимая Александру руку.
— Может быть, в следующий раз ты и сам выставишь свои
картины, — подхватила мама.
— Сара, нам лучше сесть, пока все места не
заняли, — вмешался отец. — Желаем приятно провести время.
С этими словами они направились к свободным местам, ближе к
середине.
Тут по залу прокатилось оживление, связанное с появлением
чего-то неожиданного.
В зал вступили родители моего возлюбленного. Миссис Стерлинг
держала в руке черно-красный зонтик, одета была в облегающее платье, обута в
сапоги на огромных каблуках. Мистер Стерлинг имел при себе трость с
набалдашником в виде черепа. На нем был костюм, сорочка с ярко-зеленым
галстуком и крылатка, наброшенная на плечи.
Моя физиономия расплылась в улыбке.
Некоторые женщины обмахивались программками аукциона. Со
Стерлингами не разговаривал никто, но все пересуды были только о них. Зал
наполнился шепотками и приглушенным гомоном. Сплетники принялись чесать языки.
В клубе всегда проявляли интерес к своим. Кто с кем пришел,
кто во что одет. Ну а уж чужаки, ясное дело, вызывали еще большее любопытство,
даже если ничем и не выделялись, чего никак нельзя было сказать про чету
Стерлингов.
Они привлекли всеобщее внимание, но приветствовали их только
мои родители да мистер Беркли.
Я подняла было руку, чтобы помахать им, но Александр
торопливо перехватил ее.
— Нет уж, через это я должен пройти один.
В конце концов Стерлинги уселись рядом с Джеймсоном и его
дамами.
Вскоре на подиум поднялась миссис Митчелл.
— Леди и джентльмены, добро пожаловать на наше
ежегодное мероприятие. Сейчас я передам бразды правления аукционисту. Сегодня
вашему вниманию будет представлено множество разнообразных произведений
искусства — керамика, живопись, скульптура, резьба по дереву. Благодарю за то,
что почтили торги своим вниманием. Желаю приятно провести время, удачных
покупок!
На подиум поднялся распорядитель торгов, пожилой джентльмен
в костюме. Какой-то волонтер водрузил на стол стеклянную вазу, украшенную
россыпью самоцветов. Ее увеличенное изображение тут же появилось на огромном
экране позади подиума.
Я ерзала на самом краешке откидного сиденья.
Миссис Митчелл зачитала краткое описание предмета и объявила
стартовую цену — пятьсот долларов.
— Пятьсот баксов за вазу! — шепотом вырвалось у
меня. — Ну у них и цены! Ни в коем случае не поднимай руку, — шутливо
предупредила я Александра. — Я ведь тебя знаю! Ты бы рад все тут скупить
мне в подарок.
Однако Александру было не до шуток.
— Я не слишком высоко оценил свои работы, — шепнул
он в ответ. — Может, надо было запросить больше?
— Да уж, твои картины всяко лучше, чем эта дурацкая
ваза.
Однако торг пошел оживленный. Цена быстро взлетела, и всего
через несколько минут «дурацкая» ваза ушла более чем за тысячу долларов.
— Вот бы у меня было что-нибудь этакое на
продажу, — пробормотала я, воодушевленная видом купюр. — Тут ведь
миллионы заработать можно.
Несмотря на то что сама я не торговалась, азарт охватил и
меня. Теперь мне стало понятно, почему мои земляки с таким нетерпением каждый
год ждали этого события. По накалу страстей торги не уступали лотерее с
большими призами. Их участники вертелись на своих местах в предвкушении удачной
покупки или в надежде на изрядный куш — как правило, вдобавок к уже имеющимся
миллионам.
Потом на мольберт установили картину, покрытую тканью. Когда
покрывало сдернули, несколько человек охнули. Послышался оживленный шепот. Это
был вид того самого загородного клуба, где проводился аукцион. Пейзаж работы
Александра. В первый момент я ощутила гордость от того, что его полотно
выставлено на всеобщее обозрение. Никто даже не догадывался, что автор картины
сидит рядом со мной.
— Работа принадлежит кисти молодого дарования из
Европы, — объявила миссис Митчелл. — Мы располагаем лишь скудной
информацией об авторе, однако, как вы можете видеть, полотно говорит само за
себя. Неповторимая, своеобразная манера письма. Художник утверждает, что был
очарован и вдохновлен красотой нашего города, едва увидев его.
Зрители привставали и перешептывались, словно рассматривали
музейный экспонат.
— Начальная цена — пятьсот долларов, — объявил
аукционист.
— Пятьсот? — переспросил какой-то джентльмен,
сидевший перед нами.
— Не могу понять, как мы вообще на это решились, —
шепнул мне на ухо Александр. — Сейчас все пойдет прахом. Мне останется
лишь поцеловать на прощание особняк и тебя.
— Пятьсот за такую картину, это смешно! —
прозвучал тот же голос. — Даю семьсот.
Я в изумлении повернулась к Александру.
— Восемьсот! — выкрикнул еще кто-то, подняв свою
программку.
— Девятьсот!
— Я не ослышался, девятьсот? Тысяча! — заявил тот,
кто первым вступил в торг.
— Тысяча сто.
— Тысяча пятьсот.
Программки поднимались одна за другой, пока наконец
аукционист не повторил трижды последнюю цену:
— Две тысячи. Продано! Он стукнул молотком.
Я схватила Александра за руку и сжала ее изо всех сил. Я и
прежде была полностью уверена в бесценности произведений возлюбленного и не
могла не гордиться тем, что за них отвалили такую кучу денег. Самым большим,
что удалось в своей жизни наторговать мне, было три доллара, полученные за
шоколадное молоко в жаркий летний день. Да и их мне заплатил папа.
Между тем члены клуба не могли сдержать эмоции и горячо
обсуждали проданное произведение.
Оказалось, что торги выиграл президент загородного клуба.
— Я хотел бы повесить эту картину прямо здесь. Пусть
все видят, — заявил он.
Я была буквально ошеломлена, причем не только тем, что за
работу Александра люди с готовностью отдали столько денег. Пожалуй, еще больше
меня поразило то, что картина кисти моего готического вампира, похожего на
призрака, могла украсить такую цитадель консерватизма, как занудвилльский
загородный клуб.
