Как бы там ни сокрушались гостьи, «бедный ребенок» чувствует себя совсем неплохо. Лила — настоящая королева Эймори-Хай, даже потомственная стерва Фуксия признает ее превосходство. Я зашипела от злости. Можно подумать, кто-то просил ее со мной возиться! Мне не нужны ни няньки, ни помощники, тем более, что главная проблема — злодей-математик, и с ним-то Лила никак не сможет справиться.
Увидишь, запомнишь, узнаешь.
Слова пришли без предупреждения, будто сами по себе. Я молча подошла к кровати, схватила подушку и замычала, уткнувшись в нее лицом.
Дурацкий Взгляд. Дурацкая Лила. Дурацкая: разница во времени. Дурацкие сны. Дурацкая Фуксия Рейнолдс, которая даже булимию не может правильно написать. Дурацкая Трейси, которая вбила себе в голову, что я лезу к ее парню. Дурацкие звезды. Дурацкий, злобный математик.
— Весь этот город, — пробормотала я в подушку, — дурацкий, дурацкий, дурацкий!
Компьютер запищал. Вместо того чтобы прочесть новое сообщение, я показала ему кукиш, упала на кровать и уставилась в потолок, гадая, когда же все это кончится.
9
Закатный
Так в чем же заключалась истинная мотивация так называемого чаепития? Стоило мистеру Дроуву заговорить о Бостонском чаепитии, как его аура взвихрилась от восторга, однако я слишком хотела есть, чтобы слушать внимательно. Прошло два дня с тех пор, как я заглянула в черную дыру — душу учителя математики, которого все считают чуть ли не святым, — день с тех пор, как Лила отказалась со мной возиться, и семнадцать минут с тех пор, как один из звездных парней повернулся ко мне и изобразил, будто его рвет. Голова гудела, в ней клубились обрывки снов и мыслей, единственное, что я решила твердо, — ничего не есть перед встречей с Кисслером, чтобы меня опять не стошнило, на сей раз в кабинете математики.
Вся на нервах, я шарила глазами по классу, чтобы не дать ауре Кисслера, если она появится внезапно, застать меня врасплох. «Тошнотный день» не должен повториться.
Рядом со мной беспокойно извивалась одна из нитей, выходящих из ауры Тейта. Наблюдать за ней было куда интересней, чем думать о стертом или слушать историка. Нить тянулась к двери и исчезала за ней, нет сомнений — она вела к Трейси.
Неожиданно для себя самой я вышла из тела, мой призрачный силуэт встал в проходе между рядами. Оттуда я посмотрела на себя и убедилась, что по-прежнему сижу за партой с тоскливой миной на лице. Полупрозрачной рукой я помахала перед реальными глазами. Существовать отдельно от тела оказалось даже приятно. Тут я почти не хотела есть и не боялась, что желудок взбунтуется от одной мысли о том, что мне предстоит.
Неуверенно передвигаясь на бесплотных ногах, я прошлась по кабинету. Судя но всему, меня никто не видит. Словно в трансе я подошла к Тейту, и вдруг мне безумно захотелось хорошенько дернуть за и без того ослабший узел. Пусть я ничего не могу поделать с Кисслером, зато Трейси у меня получит прямо здесь и сейчас.
Нет! — остановила я себя. Я не имею права портить людские отношения. Чем я тогда лучше стертого? Тем более, что я еще не совсем освоилась в призрачном теле, да и ужас перед аурой математика не оставляет меня ни на минуту.
Надо как-то отвлечься. Я огляделась и вобрала взглядом бушующие в классе цвета: фиолетовый, сиреневый, синий, бирюзовый, желтый, золотой, персиковый, розовый, красный и оранжевый — как небо на закате. Подумав секунду, я выбрала из них два: бирюзовый и оранжевый, зажмурилась, а потом резко открыла глаза и посмотрела, кому они принадлежат.
Девочку, сидевшую слева от меня, я раньше не встречала. Не красавица вроде Лилы, и до искусственной прелести Трейси ей далеко, но и дурнушкой такую тоже не назовешь. Аура яркая, но очень маленькая.
У мальчика аура, наоборот, казалась слишком большой и какой-то блеклой, бирюзовые обычно бывают гораздо ярче. Я приблизилась и рассмотрела его повнимательней. Он раскинулся за партой, лениво свесив руки и почти не слушая учителя, совершенно довольный собой. Оглянувшись на девочку, я удивилась, почему мое внимание привлекли именно эти двое, ведь между ними нет ничего общего.
Парень определенно звезда, девушка столь же определенно — нет. Они даже не смотрели друг на друга, и все-таки, глядя на их краски, я была уверена, что они невероятно подходят друг другу.
Я подождала возражений внутреннего голоса. Он молчал, и я решила, что мне позволено действовать.
Осторожно поднесла руку к ауре парня. Цветные огоньки прилипли к ладони, как железные опилки к магниту. Я потянула его ауру за собой в другой конец класса, туда, где сидела девушка. Второй рукой ухватила край ее ореола.
Глубоко вздохнула и связала их вместе. Подождала. Ауры сразу же сделали попытку разбежаться в стороны и тем самым только затянули узел.
— Вы хорошо себя чувствуете, мисс Джеймс? — спросил мистер Дроув, и меня отшвырнуло обратно, в сидевшее за партой тело.
Я тут же почувствовала, что глаза у меня закрыты, и со стороны я, наверное, выгляжу спящей. Поспешно открыла глаза и преданно уставилась на учителя.
— Прекрасно, — ответила я, наверное, в тысячный раз за сегодняшний день.
Видимо, вопросы о моем самочувствии входят в моду. Только вот в конце каждого вопроса мне слышалось еще одно, невысказанное слово: как ты себя сегодня чувствуешь, дебилка?
Я решила не думать о том, что через каких-то шесть часов окажусь запертой в кабинете зловещего мистера Кисслера, а этот кошмарный школьный день кончится только через семь, и попыталась записать за учителем хоть что-нибудь, время от времени поглядывая на связанных мною ребят.
Прозвенел звонок. И парень, и девушка направились к двери, я чуть поотстала, чтобы понаблюдать за ними.
Связанные мною нити чуть вибрировали, сокращаясь все сильнее и сильнее, как бы подтягивая своих хозяев друг к другу, пока те не столкнулись в дверях. Я открыла рот от удивления.
Замечательно. Первая же попытка соединить две судьбы окончилась крушением. В прямом смысле слова.
Оранжевая девочка и бирюзовый парень рухнули на пол, как кегли для боулинга. А я кто — мяч? Я потрясла головой, отгоняя нелепые сравнения. Во-первых, я не похожа на мяч, а во-вторых — при чем тут вообще боулинг? Ответа на этот вопрос у меня не было, и я опять стала разглядывать упавших.
Они сидели на полу и мотали головами.
Фуксия посмотрела на оглушенных падением одноклассников, и ее аура налилась почти невыносимым лиловато-розовым светом.
— Тебе что, места мало? — осведомилась она у девушки, стараясь выговаривать слова, как актрисы из голливудских фильмов, — и это с ее-то оклахомским акцентом!
— Вставай, Колин. — Фуксия наклонилась и протянула парню руку.
Из ее ауры выросли десятки тонких, хватких щупалец и игриво защекотали его. Внезапно выражение «подцепить парня» приобрело для меня совершенно новый смысл.
