Но этот корабль преследовало что-то еще более мощное. Тщательник вздрогнул от холода под летним солнцем. Он часто слыхал историю Странника о первом приземлении и видел лучевое оружие людей. Он читал в Компьютере о бомбах, превращающих в пыль целые планеты, о другом оружии Края. И пока он работал над пушками для Резчицы – лучшее оружие, которое он мог вызвать к жизни, – он мечтал и уносился мыслью вдаль. В своих сердцах он никогда не ощущал реальности всего этого, пока не увидел парящий в высоте звездолет. Теперь он поверил. Значит, целый флот убийц гонится по пятам за Равной Бергсндот. И часы мира наверняка сочтены.
Он быстро пробежал по путям поиска Компьютера, выискивая материалы о вождении звездолетов. Пусть остались только часы, но познавай, пока есть время познавать.
Тщательник погрузился в звуки и изображения Компьютера. Он открыл три окна, каждое на свой аспект практического пилотирования.
Громкие крики с холма. Он поднял одну голову, испытывая только раздражение от помехи. Это не были крики боевой тревоги – просто общее беспокойство. Странно, как приятно прохладен стал полуденный воздух. Два его элемента поглядели вверх, но там не было тумана.
– Смотри, Тщательник, смотри!
Артиллеристы приплясывали, охваченные паническим страхом. И показывали они в небо… на солнце. Он завернул лицо Компьютера в розовую обертку, в то же время глядя на солнце, затенив глаза. Оно было высоко на юге и сияло ярко. А воздух был прохладен, и птицы ворковали, будто отправляясь по гнездам на закате. Вдруг до Тщательника дошло, что он глядит прямо на солнечный диск, и уже пять секунд, и не только нет рези в глазах, но даже слезы не выступили. А тумана все равно нет. Тут он похолодел изнутри.
Солнечный свет гас. На диске появлялись темные точки. Солнечные пятна – Описатель ему их показывал в телескоп. Но тогда они смотрели через сильные фильтры. Что-то встало между ним и солнцем и высасывало из солнца свет и тепло.
Стаи на холме застонали. Пугающий звук, которого Тщательник никогда не слышал в битве, стон стаи, увидевшей непознаваемый ужас.
Голубое небо почернело, воздух стал холоден, как в глубокую ночь. Солнечный свет сменился серой люминесценцией, как от исчезающей луны. Еще слабее. Тщательник припал животами к земле. Кто-то из его элементов издал глубокий горловой свист. Это было оружие, оружие – но Компьютер о таком никогда не говорил.
Ярко вспыхнули звезды над холмом.
– Фам, Фам! Они будут здесь через час! Что же ты сделал, Фам?
Чудо, но во зло?
Фам Нювен пошевелился в ярких объятиях Контрмеры. Голос его был почти нормален, богошок отступил.
– Что я сделал? Не очень много. И больше, чем любая Сила. Даже Старик только догадывался, Равна. То, что принесли сюда страумеры, – это Легенда наездников. Мы – я и оно – только что сдвинули назад границу Зоны. Местное изменение, но глубокое. Мы сейчас в эквиваленте Верхнего Края, может быть, даже нижнего Перехода. Вот почему так быстро летит флот Погибели.
– Но…
От люка вернулся Странник и перебил панический вопль Равны простым деловым сообщением:
– Солнце только что погасло.
Его головы качались с выражением, которого Равна не могла понять.
– Это временно, – ответил Фам. – Где-то надо было взять энергию для этого маневра.
– З-зачем, Фам? Если Погибель и должна победить, зачем ей помогать?
Лицо Фама стало пустым – он почти исчез за другими программами, работавшими в его мозгу.
– Я… я фокусирую Контрмеру. Теперь я понимаю, что она такое… Ее создало нечто за пределами Сил. Может быть, Народ Облаков, может быть, она дает им сигнал. А может быть, она всего лишь укус насекомого, который должен вызвать куда более сильную реакцию. Дно Края только что отступило, как отступает вода перед цунами. – Контрмера засияла оранжевым, и ее дуги и колючки обхватили Фама еще теснее. – А т-теперь, когда мы натянули катапульту в нижнюю Зону… теперь начнется всерьез. Ох, как забавлялся бы призрак Старика! Заглянуть за пределы Сил – за это почти стоит умереть.
Цифры положения флота бежали по запястью Равны. Погибель надвигалась быстрее, чем раньше.
– Пять минут, Фам.
И это несмотря на расстояние в тридцать световых лет.
Смех.
– А, Погибель тоже это знает. Теперь я вижу, что этого она все время и боялась. Это и есть то, что убило ее много эпох назад. Она рвется вперед, но уже слишком поздно. – Сияние вспыхнуло ярче, и маска света, которая была лицом Фама, стала спокойнее. – Что-то очень далекое… меня… услышало, Рав. И она наступает.
– Что? Что наступает?
– Волна. И большая. По сравнению с ней та, в которую мы попали, – мелкая рябь. А это такая, в которую никто не верит, потому что никого не остается, чтобы ее зафиксировать. Дно взлетит выше флота.
Внезапное понимание. Внезапная надежда.
– И они там застрянут?
Значит, не зря бился Кьет Свенсндот и не был глупостью совет Фама: во всем флоте Погибели не осталось ни одного корабля с субсветовым двигателем.
– Да. Они в тридцати световых годах. А все с высокой собственной скоростью мы уничтожили. Добираться сюда они будут тысячи лет… – Контрмера внезапно сжалась, и Фам застонал. – Мало времени. Сейчас максимальный спад. Когда придет Волна, она… – Снова стон боли. – Я ее вижу! Ради всех Сил, Равна! Она взлетит высоко и продлится долго.
– Как высоко, Фам?
Равна подумала обо всех цивилизациях там, наверху. Там были бабочки и те вероломные типы, что помогли устроить погром на Сьяндре Кеи… И триллионы других, живущих в мире и идущие своим путем к Вершине.
– Тысяча световых лет? Десять тысяч? Не знаю. Призраки внутри контрмеры – Арне и Сьяна – считали, что она может подняться высоко и проколоть Переход, окутать Погибель там, где она сейчас есть… Наверняка это то, что случилось в прошлый раз.
Арне и Сьяна?
Судороги Контрмеры замедлились. Свет ее ярко вспыхивал и гас, вспыхивал и гас, и в каждом приступе темноты слышалось тяжелое дыхание Фама. Контрмера, спаситель, который убьет миллион цивилизаций. А сейчас убивает человека, который ее запустил.
Почти не думая, Равна бросилась вперед, к Фаму. Но руки ее наткнулись на частокол острых бритв.
А Фам смотрел на нее и пытался что-то еще сказать.
Потом свет погас – в последний раз. Из темноты отовсюду донесся шипящий звук и нарастающий едкий запах, который Равна никогда не забудет.
Фаму Нювену не было больно. Последние минуты его жизни не поддаются никакому описанию, пригодному для Медленной Зоны или даже для Края.
Попробуем метафоры и аналогии.
Это было… это было, как будто Фам стоял со Стариком на огромном пустынном пляже, а Равна и стаи были точками у их ног. Планеты и звезды стали зернышками песка. А море отошло резко назад, дав яркому свету мысли проникнуть туда, где раньше была тьма. Но царство Перехода будет кратким. На горизонте громоздилось возвращающееся море, темная стена выше любой горы, несущаяся на них. Фам посмотрел на ее огромность. Фам, и богошок, и Контрмера не переживут этого погружения, даже по отдельности. Они вызвали катастрофу, неохватную для любого ума, и огромная часть Галактики погрузится в Медленность, глубоко, как Старая Земля, и навечно, как Старая Земля.
