Сирбат что-то пискнул, при этом его губы неестественно искривились. Но сказать он ничего не успел, потому что мы на всей скорости пытались сделать резкий поворот. Затем водитель так резко нажал на тормоза, что я стукнулся лбом о спинку переднего сиденья. Путь впереди преграждал танк.
Сирбат высунулся из окна и помахал документами. Военный направил пулемет на нас, а потом обернулся и уставился на висевший в небе самолет. Его лицо было искривлено яростью – или страхом? Возможно нависшая над городом махина и производила на шиман должное впечатление. Я попытался вспомнить свои впечатления при виде самолета, когда видел его в прошлом тысячелетии.
Тсумо незаметно выключила радиоприемник. Как раз вовремя. Через мгновение к нам подошел офицер и нетерпеливо выхватил пропускные документы. Затем последовал короткий спор между ним и нашим водителем. Из танка доносился звук работающего радио. На этот раз голос не принадлежал представителю земного Правительства. Речь было поспешной и взволнованной – точно шиманская. Очевидно, корабль вещал не на частоте местного радио. Ну что ж, пока что нам везло. Только бы успеть проехать через КПП до объявления ультиматума.
Офицер махнул водителю танка, и тот исчез внутри. Где-то загудели моторы, и массивная бронированная дверь начала расходиться в стороны. Сирбат выхватил наши документы у офицера, и мы понеслись в направлении ворот.
Городские улицы были узкими и заполнены машинами, но Сирбат с такой легкостью лавировал меж машин, как будто мы вообще были одни на дороге. Посмотрели бы вы, что выделывали другие водители! Здания по сторонам дороги казались размытым грязно-серым пятном, только дома впереди выглядели резкими. Мы мчались за город, к реке. Над крышами домов, сквозь паутину антенн и проводов, то и дело можно было разглядеть зависший в небе корабль.
Я нервно схватился за спинку сиденья, когда мы со всего маху развернулись на перекрестке. Потом еще один сумасшедший поворот, и впереди открылась дельта реки.
Сирбат вкратце передал нам речь из радиоприемника. Главнокомандующего звали адмирал Охара (сержант Охара-сан, поправила его Тсумо), он приказывает выдать людоеда и рецидивиста Халмара Кекконена. В случае отказа последует возмездие.
Прошло несколько мгновений. Затем все небо окрасилось красной вспышкой. Слепящий луч прорезал пространство и ударил в бухту. Вода взорвалась миллионами брызг, над заливом повисло облако горячего пара. Сирбат выжал тормоз, машина слетела с шоссе и резко стукнула о заграждение. Ударная волна с бешеной скоростью двигалась по каньону, пока не накрыла нашу машину, разбив лобовое стекло.
Машина еще не успела остановиться, а Сирбат уже выскочил наружу, Тсумо не отставала. Водитель быстро оторвал регистрационный номер на заднем стекле и заменил новым.
За эти несколько секунд в городе ничего значительного не произошло, шимане все еще находились в оцепенении от такого способа вести переговоры. Тсумо посмотрела на небо, а потом на дорогу впереди.
– Я надеюсь, теперь вы понимаете, почему нам пришлось так быстро уехать. Сейчас все службы безопасности и военные пытаются найти вас. Если шимане решают что-то сделать, то их уже не остановить.
Я еще плотнее укутался в свою черную накидку и выругался.
– Итак, какой план действий? Мы же только в четырех километрах от лаборатории. Все равно что покойнички.
– Все равно что покойнички. Где вы таких выражений набрались?
– Живой английский язык, черт побери! – этим молодым выскочкам всегда не нравится, как я говорю.
Сирбат обежал машину и с силой схватил меня за руку. «Давай быстрее. Едет полиция!»
Мы побежали вниз по узкому переулку. Перед этим я успел бросить взгляд на дорогу. Прямо как в смутные времена. Вот взять бы парочку романтически настроенных болванов и забросить сюда, пускай на своей шкуре узнают, что такое настоящее прошлое.
Многоэтажки громоздились друг на друге, все фасады поросли балконами и лоджиями в надежде дотянуться до света. Свежевыстиранное белье сушилось на веревочках и заново покрывалось сажей. Для полной картины недоставало только вони мусорных баков.
К этому времени оцепенение прошло. Часть шиман в истерике носилась по улицам, другие сидели и грызли бордюрный камень. Паника полностью изменила их поведение, до этого они вели себя просто ангельски. Дома пустели, из-за стен доносились крики тех, кто упал и уже не мог встать под ногами бегущих собратьев. Будь мы хоть на десять метров ближе, мы бы не успели унести ноги.
Сбившись в кучку в конце сужающегося переулка, мы прислушались к тому, что происходило на улицах города. Теперь доносилось низкое бу-бу-бу – не иначе как приехала полиция. Я повернул голову, отвратительные клыки Сирбата были всего лишь в нескольких сантиметрах от моего лица.
Водитель заговорил: «Может быть, нам и повезет. Когда-то я хорошо знал эту часть города. Здесь есть одно место, где можно скрываться довольно долго, по крайней мере, пока ты не договоришься с нашим правительством». Я уж было открыл рот, чтобы высказать этому дуболому все, что думал. Как можно продолжать исследование без аппаратуры; с одной ручкой и бумагой много не наэкспериментируешь. Но он уже убегал к месту, где мы оставили машину. Я взглянул на Тсумо, которая бездвижно сидела спиной к полурассыпавшейся стене переулка. Можно было представить, каким злобным огнем сейчас горели ее глаза под вуалью. Таким взглядом можно потопить флотилию.
Я убрал колючку с рукава и покрутил ее в руках. Трудно сказать, кто первый до нас доберется – полиция или наши зубастые друзья – и то и другое было одинаково плохо.
Ну и переплет. Почему я вообще позволил Сэмюэльсону убедить себя покинуть Новый Лондон? Здесь запросто можно погибнуть.
Рассвет. Сквозь туман начинает просвечивать бледно-оранжевый диск солнца, и весь мир моментально преображается. Все кажется чистым и ярким.
Тишина. На несколько секунд приглушенные звуки города исчезают совсем. Солнечное тепло касается земли, проникает во влажную траву и приносит жизнь – и смерть – тем, кто покоится внизу.
Шимане стоят в напряжении и прислушиваются. Десять секунд. Двадцать. Тридцать. А затем…
Слабый стон. Ему начинает вторить другой, а за ним еще и еще. И вот уже сотни голосов объединяются в многоголосый хор, все холмы издают долгий протяжный вопль.
Умершие узнали, для чего у них рот.
Посреди зеленой поляны один из белых крестов начинает шататься и падает.
Первый.
Туман скрывает очертания серых существ, которые появляются из своих могил. Все больше и больше крестов падает, на смену скорбным крикам приходит низкий утробный звук, звук открывающихся и закрывающихся ртов и поедаемой травы. Копошащаяся серая масса постепенно ползет к краю поля, оставляя за собой коричневую голую землю. Миллион голодных ртов, пожирающих все зеленое, мягкое, съедобное. Даже друг друга. Орда достигает заграждения. Единая масса делится на сотни потоков, которые направляются по дорожкам запутанного лабиринта. В тех местах, где стена заграждения невысокая или тонкая, умершие пытаются прогрызть себе дорогу.
