Герой наш, если возможно сравнение, был теперь в положении
человека, над которым забавлялся проказник какой-нибудь, для шутки наводя на
него исподтишка зажигательное стекло. «Что же это, сон или нет, — думал он, —
настоящее или продолжение вчерашнего? Да как же? по какому же праву все это
делается? кто разрешил такого чиновника, кто дал право на это? Сплю ли я, грежу
ли я?» Господин Голядкин попробовал ущипнуть самого себя, даже попробовал
вознамериться ущипнуть другого кого-нибудь… Нет, не сон, да и только. Господин
Голядкин почувствовал, что пот с него градом льется, что сбывается с ним
небывалое и доселе невиданное и, по тому самому, к довершению несчастия,
неприличное, ибо господин Голядкин понимал и ощущал всю невыгоду быть в таком
пасквильном деле первым примером. Он даже стал, наконец, сомневаться в
собственном существовании своем, и хотя заранее был ко всему приготовлен и сам
желал, чтоб хоть каким-нибудь образом разрешились его сомнения, но самая-то
сущность обстоятельства уж, конечно, стоила неожиданности. Тоска его давила и
мучила. Порой он совершенно лишался и смысла и памяти. Очнувшись после такого
мгновения, он замечал, что машинально и бессознательно водит пером по бумаге.
Не доверяя себе, он начинал поверять все написанное — и не понимал ничего.
Наконец, другой господин Голядкин, сидевший до сих пор чинно и смирно, встал и
исчез в дверях другого отделения за каким-то делом. Господин Голядкин оглянулся
кругом, — ничего, все тихо; слышен лишь скрип перьев, шум переворачиваемых
листов и говор в уголках поотдаленнее от седалища Андрея Филипповича. Господин
Голядкин взглянул на Антона Антоновича, и так как, по всей вероятности,
физиономия нашего героя вполне отзывалась его настоящим и гармонировала со всем
смыслом дела, следовательно в некотором отношении была весьма замечательна, то
добрый Антон Антонович, отложив перо в сторону, с каким-то необыкновенным
участием осведомился о здоровье господина Голядкина.
— Я, Антон Антонович, славу богу, — заикаясь, проговорил
господин Голядкин. — Я, Антон Антонович, совершенно здоров; я, Антон Антонович,
теперь ничего, — прибавил он нерешительно, не совсем еще доверяя часто
поминаемому им Антону Антоновичу.
— А! А мне показалось, что вы нездоровы; впрочем, немудрено,
чего доброго! Нынче же особенно все такие поветрия. Знаете ли…
— Да, Антон Антонович, я знаю, что существуют такие
поветрия… Я, Антон Антонович, не оттого, — продолжал господин Голядкин,
пристально вглядываясь в Антона Антоновича, — я видите ли, Антон Антонович,
даже не знаю, как вам, то есть я хочу сказать, с которой стороны за это дело
приняться, Антон Антонович…
— Что-с? Я вас… знаете ли… я, признаюсь вам, не так-то
хорошо понимаю; вы… знаете, вы объяснитесь подробнее, в каком отношении вы
здесь затрудняетесь, — сказал Антон Антонович, сам затрудняясь немножко, видя,
что у господина Голядкина даже слезы на глазах выступили.
— Я, право…здесь, Антон Антонович… тут — чиновник, Антон
Антонович…
— Ну-с! Все еще не понимаю.
— Я хочу сказать, Антон Антонович, что здесь есть
новопоступивший чиновник.
— Да-с, есть-с; однофамилец ваш.
— Как? — вскрикнул господин Голядкин.
— Я говорю: ваш однофамилец; тоже Голядкин. Не братец ли
ваш?
— Нет-с, Антон Антонович, я…
— Гм! скажите, пожалуйста, а мне показалось, что, должно
быть, близкий ваш родственник. Знаете ли, есть такое, фамильное в некотором
роде, сходство.
Господин Голядкин остолбенел от изумления, и на время у него
язык отнялся. Так легко трактовать такую безобразную, невиданную вещь, вещь
действительно редкую в своем роде, вещь, которая поразила бы даже самого
неинтересованного наблюдателя, говорить о фамильном сходстве тогда, когда тут
видно, как в зеркале!
— Я, знаете ли, что посоветую вам, Яков Петрович, —
продолжал Антон Антонович. — Вы сходите-ка к доктору да посоветуйтесь с ним.
Знаете ли, вы как-то выглядите совсем нездорово. У вас глаза особенно… знаете,
особенное какое-то выражение есть.
— Нет-с, Антон Антонович, я, конечно, чувствую… то есть я
хочу все спросить, как же этот чиновник?
— Ну-с?
— То есть вы не замечали ли, Антон Антонович, чего-нибудь в
нем особенного… слишком чего-нибудь выразительного?
— То есть?
— То есть я хочу сказать, Антон Антонович, поразительного
сходства такого с кем-нибудь, например, то есть со мной, например. Вы вот
сейчас, Антон Антонович, сказали про фамильное сходство, замечание вскользь
сделали… Знаете ли, этак иногда близнецы бывают, то есть совершенно как две
капли воды, так что и отличить нельзя? Ну, вот я про это-с.
— Да-с, — сказал Антон Антонович, немного подумав и как
будто в первый раз пораженный таким обстоятельством, — да-с! справедливо-с.
Сходство в самом деле разительное, и вы безошибочно рассудили, так что и
действительно можно принять одного за другого, — продолжал он, более и более
открывая глаза. — И знаете ли, Яков Петрович, это даже чудесное сходство,
фантастическое, как иногда говорится, то есть совершенно, как вы… Вы заметили
ли, Яков Петрович? Я даже сам хотел просить у вас объяснения, да, признаюсь, не
обратил должного внимания сначала. Чудо, действительно чудо! А знаете ли, Яков
Петрович, вы ведь не здешний родом, я говорю?
— Нет-с.
— Он также ведь не из здешних. Может быть, из одних с вами
мест. Ваша матушка, смею спросить, где большею частию проживала?
— Вы сказали… вы сказали, Антон Антонович, что он не из
здешних?
— Да-с, не из здешних мест. А и в самом деле, как же это
чудно, — продолжал словоохотливый Антон Антонович, которому поболтать о
чем-нибудь было истинным праздником, — действительно способно завлечь
любопытство; и ведь как часто мимо пройдешь, заденешь, толкнешь его, а не
заметишь. Впрочем, вы не смущайтесь. Это бывает. Это, знаете ли, — вот я вам
расскажу,
— то же самое случилось с моей тетушкой с матерней стороны;
она тоже перед смертию себя вдвойне видела…
— Нет-с, я, — извините, что прерываю вас, Антон Антонович, —
я, Антон Антонович, хотел бы узнать, как же этот чиновник, то есть на каком он
здесь основании?
— А на место Семена Ивановича покойника, на вакантное место;
вакансия открылась, так вот и заместили. Ведь вот, право, сердечный этот
Семен-то Иванович покойник троих детей, говорят, оставил — мал мала меньше.
Вдова падала к ногам его превосходительства. Говорят, впрочем, она таит: у ней
есть деньжонки, да она их таит…
— Нет-с, я, Антон Антонович, я вот все о том обстоятельстве.
— То есть? Ну, да! да что же вы-то так интересуетесь этим?
Говорю вам: вы не смущайтесь. Это все временное отчасти. Что ж? ведь вы
сторона; это уж так сам господь бог устроил, это уж его воля была, и роптать на
это грешно. На этом его премудрость видна. А вы же тут, Яков Петрович, сколько
я понимаю, не виноваты нисколько. Мало ли чудес есть на свете! Мать-природа
щедра; а с вас за это ответа не спросят, отвечать за это не будете. Ведь вот,
для примера, кстати сказать, слыхали, надеюсь, как их, как бишь их там, да,
сиамские близнецы, срослись себе спинами, так и живут, и едят, и спят вместе;
деньги, говорят, большие берут.
