— Ах, это вы, Яков Петрович! — сказал наш герой, хватая
своего вчерашнего гостя за руку.
— После, после, извините меня, расскажете после, — закричал
господин Голядкин-младший, порываясь вперед.
— Однако позвольте; вы, кажется, хотели, Яков Петрович,
того-с…
— Что-с? Объясните скорее-с. — Тут вчерашний гость господина
Голядкина остановился как бы через силу и нехотя и подставил ухо свое прямо к
носу господина Голядкина.
— Я вам скажу, Яков Петрович, что я удивляюсь приему…
приему, какого вовсе, по-видимому, не мог бы я ожидать.
— На все есть известная форма-с. Явитесь к секретарю его
превосходительства и потом отнеситесь, как следует, к господину правителю
канцелярии. Просьба есть?..
— Вы, я не знаю, Яков Петрович! вы меня просто изумляете,
Яков Петрович! вы, верно, не узнаете меня или шутите, по врожденной веселости
характера вашего.
— А, это вы! — сказал господин Голядкин-младший, как будто
только сейчас разглядев господина Голядкина-старшего, — так это вы? Ну, что ж,
хорошо ли вы почивали? — Тут господин Голядкин-младший, улыбнувшись немного,
— официально и форменно улыбнувшись, хотя вовсе не так, как
бы следовало (потому что ведь во всяком случае он одолжен же был благодарностью
господину Голядкину-старшему), — итак, улыбнувшись официально и форменно,
прибавил, что он с своей стороны весьма рад, что господин Голядкин хорошо
почивал; потом наклонился немного, посеменил немного на месте, поглядел
направо, налево, потом опустил глаза в землю, нацелился в боковую дверь и,
прошептав скороговоркой, что он по особому поручению, юркнул в соседнюю комнату.
Только его и видели.
— Вот-те и штука!.. — прошептал наш герой, остолбенев на
мгновение, — вот-те и штука! Так вот такое-то здесь обстоятельство!.. — Тут
господин Голядкин почувствовал, что у него отчего-то заходили мурашки по телу.
— Впрочем, — продолжал он про себя, пробираясь в свое отделение, — впрочем,
ведь я уже давно говорил о таком обстоятельстве; я уже давно предчувствовал,
что он по особому поручению, — именно вот вчера говорил, что непременно по
чьему-нибудь особому поручению употреблен человек…
— Окончили вы, Яков Петрович, вчерашнюю вашу бумагу? —
спросил Антон Антонович Сеточкин усевшегося подле него господина Голядкина. — У
вас здесь она?
— Здесь, — прошептал господин Голядкин, смотря на своего
столоначальника отчасти с потерявшимся видом.
— То-то-с. Я к тому говорю, что Андрей Филиппович уже два
раза спрашивал. Того и гляди, что его превосходительство потребует…
— Нет-с, она кончена-с…
— Ну-с, хорошо-с.
— Я, Антон Антонович, всегда,кажется, исполнял свою
должность как следует и радею о порученных мне начальством делах-с, занимаюсь
ими рачительно.
— Да-с. Ну-с, что же вы хотите этим сказать-с?
— Я ничего-с, Антон Антонович. Я только, Антон Антонович,
хочу объяснить, что я … то есть я хотел выразить, что иногда
неблагонамеренность и зависть не щадят никакого лица, ища своей повседневной
отвратительной пищи-с.
— Извините, я вас не совсем-то понимаю. То есть на какое
лицо вы теперь намекаете?
— То есть я хотел только сказать, Антон Антонович, что я иду
прямым путем, а окольным путем ходить презираю, что я не интригант и что сим,
если позволено только будет мне выразиться, могу весьма справедливо гордиться…
— Да-с. Это все так-с, и, по крайнему моему разумению, отдаю
полную справедливость рассуждению вашему; но позвольте же и мне вам, Яков
Петрович, заметить, что личности в хорошем обществе не совсем позволительны-с;
что за глаза я, например, готов снести, — потому что за глаза и кого ж не
бранят! — но в глаза, воля ваша, и я, сударь мой, например, себе дерзостей
говорить не позволю. Я, сударь мой, поседел на государственной службе и
дерзостей на старости лет говорить себе не позволю-с…
— Нет-с, я, Антон Антонович-с, вы, видите ли, Антон
Антонович, вы, кажется, Антон Антонович, меня не совсем-то уразумели-с. А я,
помилуйте, Антон Антонович, я с своей стороны могу только за честь поставить-с…
— Да уж и нас тоже прошу извинить-с. Учены мы
по-старинному-с. А по-вашему, по-новому, учиться нам поздно. На службе
отечеству разумения доселе нам, кажется, доставало. У меня, сударь мой, как вы
сами знаете, есть знак за двадцатилетнюю беспорочную службу-с…
— Я чувствую, Антон Антонович, я с моей стороны совершенно
все это чувствую-с. Но я не про то-с, я про маску говорил, Антон Антонович-с…
— Про маску-с?
— То есть вы опять… я опасаюсь, что вы и тут примете в
другую сторону смысл, то есть смысл речей моих, как вы сами говорите, Антон
Антонович. Я только тему развиваю, то есть пропускаю идею, Антон Антонович, что
люди, носящие маску, стали не редки-с и что теперь трудно под маской узнать
человека-с…
— Ну-с, знаете ли-с, оно не совсем и трудно-с. Иногда и
довольно легко-с, иногда и искать недалеко нужно ходить-с.
— Нет-с, знаете ли-с, я, Антон Антонович, говорю-с, про себя
говорю, что я, например, маску надеваю, лишь когда нужда в ней бывает, то есть
единственно для карнавала и веселых собраний, говоря в прямом смысле, но что не
маскируюсь перед людьми каждодневно, говоря в другом, более скрытом смысле-с.
Вот что я хотел сказать, Антон Антонович-с.
— Ну, да мы покамест оставим все это; да мне же и некогда-с,
— сказал Антон Антонович, привстав с своего места и собирая кой-какие бумаги
для доклада его превосходительству. — Дело же ваше, как я полагаю, не замедлит
своевременно объясниться. Сами же увидите вы, на кого вам пенять и кого
обвинять, а затем прошу вас покорнейше уволить меня от дальнейших частных и
вредящих службе объяснений и толков-с…
— Нет-с, я, Антон Антонович, — начал побледневший немного
господин Голядкин вслед удаляющемуся Антону Антоновичу, — я, Антон Антонович,
того-с, и не думал-с. «Что же это такое? — продолжал уже про себя наш герой, оставшись
один. — Что же это за ветры такие здесь подувают и что означает этот новый
крючок?» В то самое время, как потерянный и полуубитый герой наш готовился было
разрешить этот новый вопрос, в соседней комнате послышался шум, обнаружилось
какое-то деловое движение, дверь отворилась, и Андрей Филиппович, только что
перед тем отлучившийся по делам в кабинет его превосходительства, запыхавшись,
появился в дверях и крикнул господина Голядкина. Зная в чем дело и не желая
заставить ждать Андрея Филипповича, господин Голядкин вскочил с своего места и,
как следует, немедленно засуетился на чем свет стоит, обготовляя и обхоливая
окончательно требуемую тетрадку, да и сам приготовляясь отправиться, вслед за
тетрадкой и Андреем Филипповичем, в кабинет его превосходительства. Вдруг, и
почти из-под руки Андрея Филипповича, стоявшего в то время в самых дверях,
юркнул в комнату господин Голядкин-младший, суетясь, запыхавшись, загонявшись
на службе, с важным решительно-форменным видом, и прямо подкатился к господину
Голядкину-старшему, менее всего ожидавшему подобного нападения…
