Глава девятая
Это был глаз. Во всяком случае, «оно» было похоже на глаз. Ярко-синий, как небо над головой. Такой же, как у нее, только огромный-преогромный. Сердитый глаз. Задохнувшись от страха, Арриэтта села. Глаз моргнул. Длинная бахрома светлых загнутых ресниц опустилась над ним и вновь взлетела вверх. Арриэтта осторожно двинула ногой: сейчас она скользнет бесшумно в траву и скатится по склону.
— Ни с места!.. — раздался голос; голос, как и глаз, был огромный, но вместе с тем приглушенный, он звучал как ветер, врывающийся к ним через решетку в грозовые мартовские ночи.
Арриэтта застыла. «Так вот оно, — подумала она, — самое худшее, самое ужасное, что могло случиться: меня „увидели“. То, что было с Эглтиной, будет сейчас со мной».
Наступило молчание; сердце громко стучало у Арриэтты в ушах, но даже сквозь его удары она слышала, как воздух вновь с глухим шумом наполнил огромные легкие.
— … Не то, — продолжал голос, по-прежнему шепотом, — я ударю тебя прутиком.
И вдруг Арриэтта успокоилась.
— Почему? — спросила она.
Как странно звучал ее голос: он прозвенел в воздухе, тонкий и чистый, как звон хрустального колокольчика.
— А чтобы ты не прыгнула на меня, — раздался наконец удивленный шепот, — чтобы не поцарапала меня своими противными тощими руками.
Арриэтта уставилась на глаз, но с места не двинулась.
— Почему? — снова спросила она, и опять вопрос ее прозвенел, как колокольчик… только теперь звон был холодный, как лед, и колючий, как иголка.
— Так бывает, — сказал голос. — Я сам видел. В Индии. Арриэтта подумала о своем «Географическом справочнике Мальчика с пальчик».
— Но мы сейчас не в Индии, — сказала она.
— Ты вышла из дома?
— Да, — сказала Арриэтта.
— Откуда, из какой комнаты?
Арриэтта пристально поглядела прямо в глаз.
— Не скажу, — храбро промолвила она наконец.
— Тогда я ударю тебя прутиком.
— Ударь! — сказала Арриэтта. — Ударь!
— Я подниму тебя и сломаю пополам.
Арриэтта встала на ноги.
— Давай! — сказала она и сделала два шага вперед.
Раздался короткий вздох, и земля под ее ногами задрожала: он откатился от нее и сел в траве — гора в зеленой вязаной рубашке. У него были светлые прямые волосы и золотистые ресницы.
— Стой, где стоишь! — закричал он.
Арриэтта сердито подняла глаза. Так вот что это такое… «мальчишка». От страха она казалась сама себе легкой-прелегкой.
— Тебе, верно, девять? — спросила она через минуту. Он вспыхнул.
— Вот и нет! Десять! — Он поглядел на нее, тяжело дыша. — А тебе сколько?
— Четырнадцать, — сказала Арриэтта, — будет в июне, — добавила она, не спуская с него глаз.
Снова наступило молчание. Арриэтта ждала, все еще дрожа.
— Ты умеешь читать? — спросил наконец мальчик.
— Конечно, — ответила Арриэтта. — А ты разве нет?
— Н-нет, — запинаясь, проговорил он. — То есть, да… То есть… я приехал из Индии.
— Ну и что с того? — спросила Арриэтта.
— Если ты родился в Индии, у тебя два языка. А если у тебя два языка, ты не можешь читать. Можешь, но не очень хорошо.
Арриэтта глядела на него во все глаза. «Ну и чудище, — думала она, — настоящая гора».
— А из этого вырастаешь? — спросила она.
Он чуть подвинулся, и она почувствовала, как от его тени на нее пахнуло холодом…
— О, да, — ответил он, — постепенно это проходит. У моих сестер тоже было два языка, а теперь больше нет. Они могут прочитать какую хочешь книжку из тех, что лежат в классной комнате.
— И я могу, — быстро проговорила Арриэтта. — Если кто-нибудь будет ее держать и переворачивать страницы. У меня один язык. Я все могу читать.
— А вслух — тоже можешь?
— Конечно, — сказала Арриэтта.
— Ты подождешь, пока я сбегаю наверх и принесу книгу?
— Что ж, — сказала Арриэтта; ей очень хотелось показать ему, как хорошо она читает, но тут в ее глазах промелькнул испуг. — Только… — с запинкой продолжала она.
— В чем дело? Что «только»? — Мальчик уже был на ногах. Он возвышался над ней, как башня.
— Сколько в этом доме дверей? — Она, прищурившись, глядела на него против света. Он опустился на одно колено.
— Дверей? — переспросил он. — Наружных дверей?
— Да.
— Ну, парадная дверь, черный ход сзади, дверь из комнаты, где хранятся охотничьи ружья, дверь из буфетной… и французские окна в гостиной.
— Понимаешь, — сказала Арриэтта, — там, в холле, мой отец. Он работает у парадной двери. Он… он не любит, когда ему мешают.
— Работает? — спросил мальчик. — А что он делает?
— Добывает материал, — сказала Арриэтта, — для щетки.
— Тогда я пойду через черный ход. — Он сделал несколько шагов, но вдруг остановился и снова подошел к ней. Минуту он стоял в замешательстве, затем, покраснев, спросил:
— Ты умеешь летать?
— Нет, — удивленно ответила Арриэтта. — А ты? Он покраснел еще гуще.
— Конечно, нет, — сердито сказал он. — Я не эльф и не фея.
— И я тоже нет, — сказала Арриэтта. — Их вообще не существует. Я в них не верю.
Мальчик как-то странно на нее посмотрел.
— Ты в них не веришь?
— Нет, — сказала Арриэтта. — А ты?
— Конечно, нет!
«Право же, — подумала она, — какой сердитый мальчик».
— Моя мама в них верит, — сказала она, стараясь умилостивить его. — Она говорит, что видела однажды одного эльфа. Еще когда была девочкой и жила со своими родителями за песчаной кучей у гончарни.
Мальчик присел на корточки, и она почувствовала его горячее дыхание на своем лице.
— На что он был похож? — спросил он.
— Ростом со светлячка и с крылышками, как у стрекозы. У него было крошечное личико, — рассказывала мама, — оно светилось и словно искрилось, и крошечные ручки. Личико все время менялось, улыбалось и как будто мерцало. Казалось, рассказывала она, что он что-то говорит, очень быстро, но ей не было слышно ни звука.
— Ах! — воскликнул мальчик. — Как интересно! А куда он подевался?
