– Ах, боже мой! вот и князь! а мы вас ждали, ждали, –
закричали некоторые из дам.
– С нетерпеньем, князь, с нетерпеньем! – пропищали другие.
– Мне это чрезвычайно лест-но, – шепелявил князь,
подсаживаясь к столу, на котором кипел самовар. Дамы тотчас же окружили его.
Возле Марьи Александровны остались только Анна Николаевна да Наталья
Дмитриевна. Афанасий Матвеич почтительно улыбался. Мозгляков тоже улыбался и с
вызывающим видом глядел на Зину, которая, не обращая на него ни малейшего
внимания, подошла к отцу и села возле него на кресла, близ камина.
– Ах, князь, правду ли говорят, что вы от нас уезжаете? –
пропищала Фелисата Михайловна.
– Ну да, mesdames,
[57]
уезжаю. Я не-мед-ленно хочу ехать за
гра-ни-цу.
– За границу, князь, за границу! – вскричали все хором. – Да
что это вам вздумалось?
– За гра-ни-цу, – подтвердил князь, охорашиваясь, – и,
знаете, я особенно хочу туда ехать для но-вых идей.
– Как это для новых идей? Это об чем же? – говорили дамы,
переглядываясь одна с другой.
– Ну да, для новых идей, – повторил князь с видом глубочайшего
убеждения. – все теперь едут для новых и-дей. Вот и я хочу получить но-вы-е
и-деи.
– Да уж не в масонскую ли ложу вы хотите поступить,
любезнейший дядюшка? – включил Мозгляков, очевидно желая порисоваться перед
дамами своим остроумием и развязностью.
– Ну да, мой друг, ты не ошибся, – неожиданно отвечал
дядюшка. – Я, дейст-ви-тельно, в старину к одной масонской ложе за границей
при-над-лежал и даже имел, в свою очередь, очень много великодушных идей. Я
даже собирался тогда много сделать для сов-ре-мен-ного прос-вещения и уж совсем
было положил в Франкфурте моего Сидора, которого с собой за границу повез, на
волю от-пус-тить. Но он, к удивлению моему, сам бежал от меня. Чрезвычайно
странный был че-ло-век, потом вдруг встречаю его в Па-ри-же, франтом таким, в
бакенах, идет по буль-вару с мамзелью. Поглядел на меня, кивнул го-ло-вой. И
мамзель с ним такая бойкая, востроглазая, такая за-ман-чивая…
– Ну, дядюшка! Да вы, после этого, всех крестьян отпустите
на волю, коли этот раз за границу поедете, – вскричал Мозгляков, хохоча во все
горло.
– Ты совершенно уга-дал мои желания, мой милый, – отвечал
князь без запинки. – Я именно хочу их отпустить всех на во-лю.
– Да помилуйте, князь, ведь они тотчас же все убегут от вас,
и тогда кто вам будет оброк платить? – вскричала Фелисата Михайловна.
– Конечно, все разбегутся, – тревожно отозвалась Анна
Николаевна.
– Ах, боже мой! Не-уже-ли они и в самом деле убегут? –
вскричал князь с удивлением.
– Убегут-с, тотчас же все убегут-с и вас одного и оставят-с,
– подтвердила Наталья Дмитриевна.
– Ах, боже мой! Ну так я их не от-пу-щу на волю. Впрочем,
ведь это я только так.
– Эдак-то лучше, дядюшка, – скрепил Мозгляков.
До сих пор Марья Александровна слушала молча и наблюдала. Ей
показалось, что князь совершенно о ней позабыл и что это вовсе не натурально.
– Позвольте, князь, – начала она громко и с достоинством, –
вам отрекомендовать моего мужа, Афанасия Матвеича. Он нарочно приехал из
деревни, как только услышал, что вы остановились в моем доме.
Афанасий Матвеич улыбнулся и приосанился. Ему показалось,
что его похвалили.
– Ах, я очень рад, – сказал князь, – А-фа-насий Матвеич!
Позвольте, я что-то при-по-минаю. А-фа-насий Мат-ве-ич. Ну да, это тот, который
в деревне. Charmant, charmant, очень рад. Друг мой! – вскричал князь, обращаясь
к Мозглякову, – да ведь это тот самый, помнишь, давеча еще в рифму выхо-дило,
Как бишь это? Муж в дверь, а жена… ну да, в какой-то город и жена тоже
по-е-хала…
– Ах, князь, да это, верно, муж в дверь, а жена в Тверь, –
тот самый водевиль, который у нас прошлого года актеры играли, – подхватила
Фелисата Михайловна.
– Ну да, именно в Тверь; я все за-бы-ваю. Charmant,
charmant! Так это вы тот самый и есть? Чрезвычайно рад с вами позна-ко-миться,
– говорил князь, не вставая с кресел и протягивая руку улыбающемуся Афанасию
Матвеичу. – Ну, как ваше здоровье?
– Гм…
– Он здоров, князь, здоров, – торопливо ответила Марья
Александровна.
– Ну да, это и видно, что он здо-ров. И вы все в де-ревне?
Ну, я очень рад. Да какой он крас-но-щекий, и все смеется…
Афанасий Матвеич улыбался, кланялся и даже расшаркивался. Но
при последнем замечании князя не утерпел и вдруг, ни с того ни с сего, самым
глупейшим образом прыснул от смеха. Все захохотали. Дамы визжали от
удовольствия. Зина вспыхнула и сверкающими глазами посмотрела на Марью
Александровну, которая, в свою очередь, разрывалась от злости. Пора было
переменить разговор.
– Как вы почивали, князь? – спросила она медоточивым
голосом, в то же время грозным взглядом давая знать Афанасию Матвеичу, чтоб он
немедленно убирался на свое место.
– Ах, я очень хорошо спал, – отозвался князь, – и, знаете,
видел один очарова-тельный сон, о-ча-ро-ва-тель-ный сон!
– Сон! Я ужасно люблю, когда рассказывают про сны, –
вскричала Фелисата Михайловна.
– И я тоже-с, люблю-с очень-с! – прибавила Наталья
Дмитриевна.
– О-ча-ро-вательный сон, – повторял князь с сладкой улыбкой,
– но зато этот сон вели-чайший секрет!
– Как, князь, неужели и рассказывать нельзя? Да это, должно
быть, удивительный какой-нибудь сон? – заметила Анна Николаевна.
– Ве-ли-чайший секрет, – повторял князь, с наслаждением
подзадоривая любопытство дам.
– Так это, должно быть, ужасно интересно! – кричали дамы.
– Бьюсь об заклад, что князь стоял во сне перед какой-нибудь
красавицей на коленях и объяснялся в любви! – вскричала Фелисата Михайловна. –
Ну, признайтесь, князь, что это правда! Миленький князь, признайтесь!
– Признайтесь, князь, признайтесь! – подхватили со всех
сторон.
Князь торжественно и с упоением внимал всем этим крикам.
Предложения дам чрезвычайно льстили его самолюбию, так что он чуть-чуть не
облизывался.
– Хотя я и сказал, что мой сон – величайший секрет, –
отвечал он наконец, – но я принужден сознаться, что вы, сударыня, к удивлению
моему, почти совер-шенно его от-га-дали.
– Отгадала! – с восторгом вскричала Фелисата Михайловна. –
Ну, князь! Теперь как хотите, а вы должны нам открыть, кто такая ваша
красавица?
– Непременно откройте!
– Здешняя иль нет?
