– Я не вижу ничего удивительного, – резко проговорил Олег. – Когда не соблюдаются законы, общество низвергается именно до первобытной, полузвериной стадии.
– Ну, это не так, – угрюмо возразил старлей. – Закон есть. Только у нас… право на его соблюдение отстаивать надо. Такие здесь… особенности национальной жизни.
– Не больно-то его отстоишь, – высказался Переверзев. – Вон как меня… Коленом под зад. Дал Михалыч бумажку, сказал: «пиши…»
– А ты и написал, Степаныч, – в тон ему продолжил Никита Ломов. – Рыков тебя под дулом пистолета, что ли, держал?
– Не под дулом, а все же…
– Сам написал по собственному желанию, чего теперь жалуешься? Мог ведь и не писать.
– Это я теперь и сам понимаю, – вздохнул Николай Степанович. – А тогда-то… Мы ведь как привыкли: начальство сказало, мы сделали.
– Давно надо было отвыкнуть. Да и раньше… привыкать не следовало.
– Тебе хорошо говорить, Никита! – повысил вдруг голос Переверзев. – Ты вон – молодой, учился сколько, тебя на «фук», как меня, не возьмешь. И то – я диву даюсь до сих пор, как это тебя Михалыч еще не сломал. От дела тебя не отстраняет…
– Не отстраняет, – ответил Ломов спокойно, но чувствовалось, что за этими его простыми словами стоит очень многое. То, что ему пришлось пережить за последнее время. – А не отстраняет, потому что я сказал ему… дал понять, что все равно не успокоюсь, пока не уволит к чертям собачьим. А увольнять меня он – без какой-либо причины – не имеет права… Ладно, не об этом сейчас. Главное другое. Первое: сомнений в том, кто нам противостоит, больше нет. Второе: за нас взялись серьезно.
– Куда уж серьезнее… – вздохнула Мария Семеновна, – Славик-то, охранник, на больничном. Сотрясение мозга у него, ушибы… А напарник его круглосуточно сидеть на посту не сможет.
– Во! – кивнул Никита, будто только сейчас вспомнил об этом. – А я на этот счет уже подумал…
Он достал мобильный телефон, набрал номер.
– Ага, да, – сказал он в трубку, – это я. Поднимись на второй этаж. Что?.. Пропустят, я сейчас скажу… Мария Семеновна, – убрав телефон обратно в карман, обратился он к директору детдома, – там человечек на проходную сейчас зайдет… он меня сюда и привез… Пусть его пропустят.
– Хорошо, – ответила Мария Семеновна, сняла трубку рабочего телефона и отдала соответствующие распоряжения. А потом вдруг спросила: – А почему нет с нами Виктора э-э… Как по отчеству вашего друга, Николай Степанович?
– Да фиг его знает, – пожал плечами Переверзев, – не помню. Всю жизнь я его Гогой звал. Почему его нет? Да потому что он свой план в жизнь воплощать начал. В смысле: поехал в Елисеевку устраиваться подсобным рабочим.
– Не угомонился? – удивилась Мария Семеновна.
– Говорил я ему! – с досадой произнес Ломов. – Что за мальчишество!
– Да без толку его уговаривать, – проворчал Николай Степанович. – Если что задумал – все, не свернешь его. Дурацкая голова – энергии в нем на десять бизнесменов хватает, а куда приложить, не знает. Я ему все уши прожужжал о том, что гораздо больше он нам помог бы, если по старым связям своим статейки куда надо пихнул про этого козла. А он…
– Итак, – резюмировала Мария Семеновна, – что теперь?
– А что? – поднял голову Никита. – Да все то же. Будем гнуть свою линию, и будь что будет. Не может же Елисеев всех купить. Ответит по закону. Правда, прокурор… – недоговорив, он махнул рукой. – Ладно, прорвемся… Но стеречься нам надо пуще прежнего… Мария Семеновна, вашим ребятам временно лучше вообще в увольнительные не ходить. Степаныч, а ты… Конечно, сам решай, но… у тебя семья. Может, заберешь заявление? Чтобы Елисеева прижать, нам и одного заявления хватит.
– Вот уж хрен! – решительно отверг это предложение бывший прапорщик. – Я в больнице и так прописался, а теперь еще и ночами там рядом дежурить буду. В конце концов, если что… на меня, наверное, сначала выйдут. А там уж и будем решать.
– Ну… это твое право. Эх, поставить бы к твоим в больницу охрану, но кто санкцию даст? А ты, Олег, что молчишь?
– Мне надобно право свободного выхода с территории детского дома, – сказал Олег, обращаясь к Марии Семеновне. – Неразумно всякий раз, когда возникнет такая необходимость, утруждать вас выписыванием увольнительных.
– Н-ну… – поколебавшись, проговорила директор. – Ладно… Пусть. Получаешь такое право.
– А что касаемо выводов… – задумчиво произнес Трегрей. – Да, сегодня ночью я понял… Я думал, мы сражаемся с одним человеком. А оказалось, мы сражаемся со всей государственной системой в целом. Но ведь это… невозможно? А получается, что – возможно. Вот этого я никак понять не могу. Никак не могу.
Он помедлил, потом обвел взглядом всех, кто был в кабинете.
– Как же вы живете здесь?.. – проговорил он. – На серьезе… ведь нельзя так жить…
Раздался стук в дверь. После разрешающего: «Да!» – от Марии Семеновны, дверь открылась, и в кабинет шагнул крепкий парень в джинсах и рубашке. Он раскосо улыбнулся, общо поздоровался, а к Трегрею обратился отдельно:
– Будь достоин!
Олег поднялся ему навстречу.
– Долг и Честь! – ответил он.
– Нуржан Алимханов, – представил Никита Ломов вошедшего. – Наш сотрудник… бывший, только что уволился. Вот вам, Мария Семеновна, кандидатура на освободившуюся должность охранника. Он – надежный человек. Наш человек, я ручаюсь.
– Если вы рекомендуете, Никита, я только «за», – ответила Мария Семеновна.
– И я, – неожиданно сказал Олег.
Глава 5
Лена и Тамара, как утверждали врачи, шли на поправку. Выйдя из больницы, Николай Степанович открыл багажник своей «девятки», положил туда звякнувший пакет с пустыми банками, в которых приносил родным еду. Глаза Переверзева были мокры, в горле что-то подрагивало…
Теперь для него было даже удивительно, что раньше он воспринимал жену и дочь как… нечто само собой разумеющееся. Раздражался, покрикивал на них… Какими незначительными сейчас казались ему те проблемы, которые он еще совсем недавно полагал очень важными. Неразумные кредиты Тамары, досадная беременность Ленки… Господи, да разве ж это были проблемы!
Николай Степанович сел в машину, закурил. И тотчас же зазвонил его телефон. Переверзев завозился на сиденье, чертыхаясь и торопясь вытащить трубку из заднего кармана. Но, вытащив, вдруг замер на пару секунд, прежде чем перевернуть аппарат таблом кверху.
А решившись перевернуть, скрипнул зубами. Неприятное предчувствие оправдалось: «номер скрыт» – извещала надпись на табло.
– Опять, с-суки… – сквозь зубы выдохнул Николай Степанович.
Он поднес телефон к уху:
– Да?
Ответом ему была тишина. Только что-то тоскливо потрескивало в динамике.
