Ламмо, стоявший ближе брата к дворцу, первым выполнил мой приказ: юркнул в прореху стены. Ломмо промедлил. Показал мне взглядом на Тигара, помялся, не умея сам начать фразу. Наконец выдавил:
– Э-э?
Не стоит... Хотя... Пусть попробует. Ясно ведь, что миром не разойтись... Вдруг удастся окончить дело одним выстрелом?
– Давай! – негромко сказал я.
И, отвлекая внимание на себя, быстро двинулся к Навершию, крутанув над головой Бьерсард.
Стрела Ломмо пропела в воздухе свою короткую песню. Юный сокмен не промахнулся... Наверное. Потому что лже-Тигар махнул ладонью, словно отгоняя докучливую муху, – и стрела вспыхнула в воздухе. Сгорела дотла, до бывшего мэтра не долетело ни обугленное древко, ни хотя бы наконечник...
Еще один маг. Расплодились тут, понимаешь...
На этом короткое затишье кончилось. Громкая команда на нелюдском языке – и твари устремились вниз.
Ломмо не успел укрыться в руинах. Стал стрелять с открытого места. Успел подбить одну несущуюся на него тварь, вторую, третья была уже рядом, юный лучник не успевал достать стрелу, схватился за тесак, несколько неуверенно... Но полет четверорукого подломился, он рухнул, забил одним крылом, взметая пыль с плит двора. Из горла торчала стрела Ламмо.
Ассасину, с его коротким клинком опояски, пришлось бы туго в схватке с наседающими сверху противниками, большинство метательных орудий Калрэйн истратил. Но он подхватил с плит глевию шлемоносца, и отбивался ею довольно успешно, успев приземлить одного из нападавших.
Зато Хладу (или нельфияду? не знаю, как теперь ее называть...) я попросту не мог разглядеть. Воздух там, где дралась она, казалось, полностью состоял из чешуйчатых тел и громадных серых крыльев...
Наблюдать за ходом сражения я смог лишь поначалу, пока четверорукие кружились совсем близко, но в схватку со мной не вступали. Не знаю уж, отчего. Может, как-то могли общаться меж собой, и поверженный в Каэр-ла-Рэ крылатый мечник поведал сотоварищам впечатления от плотного знакомства с Бьерсардом...
Однако надолго их нерешительность не затянулась. Новая команда лже-Тигара – и сразу десяток тварей ринулся на меня.
Оскаленные пасти, тянущиеся к глотке когтистые лапы, дубины и секиры, норовящие ударить сзади. И Бьерсард – отсекающий конечности и головы, вспарывающий крылья, разрубающий податливые тела...
Все в мире имеет цену, и способность к полету тоже. Платой за умение летать в данном случае стали легкие и непрочные кости, и тонкая, плохо защищающая от ударов шкура... Да и в рукотворных доспехах, вздумай бестии их натянуть, не больно-то полетаешь, тяжелы. Осознавая эту слабость своих созданий, творец четвероруких снабдил их в качестве компенсации небывалой живучестью и способностью к заживлению ран. И мне снова и снова приходилось рубить тварей, вроде бы наповал убитых.
Я помнил, что они очень легко, почти мгновенно захлебываются, – но, увы, бочка с водой была непозволительной роскошью в нынешних обстоятельствах.
И Бьерсард рубил, рубил, рубил... Окончательно ящеровидные летуны затихали, только лишившись головы.
Но в конце концов затихли – почти все те, кто навалился на меня. Парочка уцелевших отлетела подальше.
Едва перевел дух – дикий вопль. Бросил взгляд вокруг, не понял, кто из наших кричит, затем догадался взглянуть вверх.
И увидел Ломмо, поднятого в воздух не то пятью, не то шестью тварями разом. И сообразил, что длинный падающий предмет, – рука парня. Потом вниз устремился другой предмет. Круглый. С неба неслось громкое шипение. Торжествующее.
Я часто жалел, что простым людям, не магам, недоступно искусство полета. Но так сильно жалел впервые...
Дикий крик, тем не менее, не смолкал. Обернувшись, я понял: Ломмо умирал молча. Кричал Ламмо.
Так и не смолкнув, он выскочил из руин на открытое место.
Крылатые твари, выпустив тело несчастного Ломмо, тут же устремились к его брату; стрелок без прикрытия – лакомая цель в ближнем бою.
Устремились – но не завершили атаку, отвернули в сторону.. По-моему, их крохотные ящеричьи мозги попросту не смогли осознать увиденное: человек, только что убитый и разорванный на куски, вновь стоит перед ними живой и невредимый!
Ламмо начал стрелять.
Мне доводилось водить знакомство с отличными лучниками. С настоящими виртуозами стрелкового дела...
Но такое я видел впервые. И едва ли еще раз увижу...
Мастер лука обязан выпускать двенадцать стрел в минуту, и достигается это умение долгими упорными тренировками.
Но я готов съесть Бьерсард на завтрак, если Ламмо не перекрыл норму вдвое!
Чтобы произнести фразу: «Все сокмены – отличные, непревзойденные стрелки», – потребуется больше времени, чем потребовалось Ламмо, чтобы расправиться с всеми убийцами брата. Пробитые стрелами, трепыхающиеся твари падали рядом с изуродованным телом их жертвы. И к ним уже спешил Калрэйн – добить, обезглавить.
У Ламмо осталось три стрелы.
Все три полетели в псевдо-Тигара.
Про искусных лучников ходит много легенд и откровенных баек. Например, такая: первая стрела еще летит к цели, а вторая уже срывается с лука того же стрелка. Я не верил, знал: невозможно, не успеть. За два-три удара сердца стрела пролетает расстояние действенной стрельбы. Надо успеть достать вторую, вложить тетиву в прорезь, натянуть лук, прицелиться – хотя бы неточно, хотя бы приблизительно... Не бывает.
Так вот... Говорите что угодно про обман зрения, вызванный горячкой боя, но я настаиваю: первая стрела все еще летела, когда Ламмо выпустил даже не вторую, – третью! ТРЕТЬЮ!!!
Первую лжеписатель сжег тем же небрежным движением руки. И тут же в ладонь впилась вторая стрела! И пришпилила к груди, к левой ее стороне! Третья ударила во вторую, расщепив древко пополам. Тоже эффектно, но такое порой случается, не сравнить с первым чудом...
Четверорукие тем временем опомнились от шока, вызванного мгновенным воскрешением разорванного на части мертвеца. Сразу после третьего выстрела крылатая тварь обрушилась на Ламмо, сбила с ног, накрыла крыльями, словно широченным плащом.
Я не успел броситься на помощь. Калрэйн тоже. Потому что фальшивый Тигар с истошным воплем рухнул со стены внутрь дворца. С рукой, по-прежнему приколоченной двумя стрелами к сердцу. Две стрелы, падение... Ему такое знакомо. Но, надеюсь, во второй раз не уцелеет... Куда уж людоедским стрелкам до нашего Ламмо!
Казалось, вопль падающего послужил для четвероруких командой: спасайся, кто может! Улетели все, в том числе тот, что совсем уже собрался было прикончить юного сокмена.
А вот с Хладой (да, с Хладой, йухабб зей, должно же и у нельфияды быть имя!) дело неладно... Я попросту не увидел ее под грудой поверженных крылатых созданий.
И поспешил туда, к ней, на бегу отсекая головы тем барахтающимся под ногами четвероруким, кто как-то умудрился избежать этой операции.
