На первом же ночлеге мне повезло. Какая-то небольшая, но зубастая ящерка наивно решила, что успеет откусить кусочек мяса от бедра спящего и быстренько смыться в темноту. Глупое животное понятия не имело о сторожевых функциях Бьерсарда, и угодило в золу костра, а чуть позже – в мой желудок.
Второй раз пришлось ложиться натощак...
Перед третьей ночевкой – состоялась она в памятном святилище троллей – я долго рассматривал останки жабоящерицы, изрядно протухшие и обглоданные гурхами и прочими стервятниками.
Вздыхал, с тоской вспоминая аппетитное жаркое Калрэйна, и в конце концов решил, что на костях осталось еще достаточно мяса. Нет, питаться гнильем я не собирался, – всего лишь решил устроить засаду на ночных падальщиков, все равно не спалось на голодный желудок. Говорят, мясо у них не самое ароматное, – ничего, зажму нос.
Прождал полночи, но никто не явился подкрепить силы тухлятинкой... Не везет, так уж не везет. Уснул натощак.
Утром стало ясно: пробежать сегодня не удастся и лиги. И половину-то лиги не пробегу, и четверть... Проклятый разрыв еще больше увеличится... Кончится тем, что я приплетусь в деревню м΄гану после того, как ее покинет Гаэларих, и погоня пешего за конными вообще потеряет всякий смысл... Тогда великому герою Хигарту останется одно: выбрать трясину поглубже и добровольно в ней утопиться. Утопленникам позор не страшен.
Я удрученно обшарил свои карманы – вдруг завалялся кусок сухаря? – но обнаружил лишь мешочек с крысолюдскими трофеями, любезно возвращенный Саймууром.
Ну и зачем я три дня тащу его? Хоть и небольшая, но все-таки лишняя тяжесть... Распустил завязку, высыпал побрякушки на ладонь.
Медальон Тигара со знаками Даррауда... В болото, вместе с лопнувшей цепочкой. Видеть не хочу проклятую вещицу. Скольких смертей удалось бы избежать, останься она на шее у владельца... Хильдис Коот здорово рисковал, повесив на свою «тюрьму» столь ненадежный замок, мало ли случайностей в походе... Но рисковал-то он нашими жизнями! Хотя вообще-то странно и не похоже на епископа, он привык осторожничать и перестраховываться, а тут отправил с нами толпу душ бандитов, убийц, еретиков, и даже приговоренного мага-ренегата, – и поставил их охрану в зависимость от прочности паршивенькой цепочки. Что-то здесь не так...
Отложив этот вопрос на потом, я продолжил ревизию.
Оловянная пуговица... В болото!
Бронзовая монетка с пробитым отверстием... Туда же.
А вот золотой содар пригодится. Хотелось бы верить, что когда-нибудь пригодится все же мне, а не тому, кто будет обшаривать найденное в болотах тело.
Единственная принадлежавшая мне вещь в коллекции мохнонога, – серебряное кольцо, полученное от почтарей в Вальгеро. К чему оно теперь? Если даже сайэр епископ пожелал затрудниться и сочинить ответ, – все, что он мог мне присоветовать, давно и безнадежно устарело...
И тут я сообразил, какой я идиот. Груда мышц, управляемая крохотным, как у болотной ящерицы, мозгом. Нет, я тупее ящерицы... Та, конечно, наук не превзошла, но уж с голоду на болотах не сдохнет. Не в пример мне.
Голубь! В трясину епископское послание, – голубь! Большой жирный голубь, отъевшийся казенным зерном на почтовой голубятне! Три дня таскаю в кармане отличное жаркое, и не додумался вынуть и съесть...
Королевские почтовые служащие на серебре явно экономили. Тоненький ободок кольца я смог натянуть лишь на мизинец, и то до половины. Не важно... На руке? На руке! Цып-цып-цып...
Он прилетел лишь через час, когда я уже потерял надежду и уныло брел по болотам. Прилетел и уселся на руку... Правда, жирным и отъевшимся на почтовых харчах не выглядел. Скорее, наоборот, казался тощим и голодным. Перелет до столицы и обратно дело изматывающее... Да еще и на болотах болтался пару-тройку дней, а здесь тоже кормушки с казенным зерном не изобилуют...
– Извини, – сочувственно сказал я голубю, выбирая местечко посуше, где можно было бы распалить костерок, – у тебя своя служба, у меня своя...
И быстро свернул крылатому гонцу шею. Не я такой, жизнь такая... Голодная.
Что к его лапе прикреплен кристалл – точь-в-точь похожий на тот, что я надиктовал для епископа, – я заметил позже, когда торопливо ощипывал голубя. Хотя очень хотелось не ощипывать и не жарить, – разорвать на куски и съесть сырым, выплевывая перья.
Слушать ценные указания Хильдиса Коота я не спешил... Казалось, стоит отломить кончик у игловидного кристалла, и холодный презрительный голос начнет упрекать меня за проваленное дело. Ерунда, конечно же, никак не мог сайэр епископ знать о моем позоре... Но казалось именно так.
И все-таки я активизировал кристалл. Чуть позже, когда ощипанный и выпотрошенный голубь был насажен на прутик и водворен над небольшим костерком.
Зазвучал слегка искаженный голос епископа. И третья сказанная фраза ударила меня, словно боевой цеп по не защищенной шлемом голове. Голоса сайэра Хильдиса я почти не слышал. Запаха подгоравшего жаркого не чувствовал...
Огромная мешанина разнородных и противоречивых фактов и фактиков выстроилась вдруг в единую, цельную и непротиворечивую картину, но при этом на редкость гнусную.
Я понял, что должен перехватить Гаэлариха в деревне м΄гану любой ценой. Эти слова употребляют так часто, что смысл их утратился. А он прост: умри, но сделай...
Скорее всего, так и получится... Придется ускориться. За то, чтобы считанные секунды схватки воспринимались бойцом как полчаса, его организм расплачивается потом несколькими часами бессильной усталости, и лишь пару недель спустя приходит в норму... Пробежать, ускорившись, трехдневный путь... Можно, наверное... Но это будет последний бег в моей жизни, сомнений нет. Вопрос в другом: сколько я протяну, добежав до финиша? Не будет ли все впустую?
Разве что попробовать срезать путь... М΄гану вели нас весьма замысловато изогнутой дорогой, обходя самые глубокие и непроходимые трясины. Если двинуться напрямик, по полету птицы... Я восстановил в памяти карту мэтра магистра. Да, раза в два с половиной путь сократится, а то и в три. Появляются шансы не сдохнуть сразу же после завершения гонки.
...Я несся напрямик, не разбирая дороге. Не сворачивая. Один раз пробежал прямо по спине нежащегося в трясине грязеруха – но когда он захлопнул хрюкальца и испуганно нырнул в топь, я был уже в полулиге. Провалиться, увязнуть, утонуть мне не грозило. Предметы для ускорившегося человека весьма сильно изменяют свои свойства. Жидкое, например, становится твердым, неподатливым, – и настоящие мастера ускорения, учившие меня в Храме, без труда бегают по водной глади... Трясина же еще удобнее для по-настоящему быстрого бега.
И я бежал...
Ах да, совсем забыл, – голубя, слегка подгоревшего, а с другого бока слегка сыроватого, я все-таки съел...
* * *
Деревня м΄гану была завалена трупами. Погибли не только воины: старики, женщины, дети, – все полегли. Хижины догорали, все, кроме одной, – большой, круглой, в которой собирались старейшины племени для решения важных дел... В ней я вел переговоры с Мооруном. И именно к ней шагал сейчас...
