– Полундра, братва! – крикнул часовой, бывший канонир, спрыгивая со скалы.
– Чего орешь?! – взъярился главарь.
– Островные, Облом! Гадом буду!
Главарь и мародеры вскочили, похватали оружие, затоптали костерок.
– Где? – осведомился Облом.
– Да повсюду, почитай… По каменюкам ползут, в натуре – жуки. Окружают!
– Массаракш, – процедил главарь. – Морпехи, братва. Плохо дело. Не уйти нам.
Мародеры загомонили наперебой.
– Почикаем козлов…
– Двух-трех завалим, отступятся…
– Не знаешь ты имперцев, они сами кого хошь завалят…
– Заткнитесь, дефективные! – рявкнул Облом. – Занимай круговую оборону! Меченый, банкуй!
Бывший капрал Боевой гвардии сивоусый Зун Панта, он же Меченый, отмотавший срок за растрату казенных денег, приосанился. Во время действительной военной службы ему, штабному писарю, командовать не приходилось. Другое дело среди этого отребья…
– Слушай мою команду! – заорал он. – На четверки ра-азбе-ери-ись!
Мародеры нехотя разобрались на четыре четверки. Два бандюгана притулились к начальству, то есть к Облому и Меченому. Последний принялся тыкать изуродованным пальцем во все стороны.
– Первая четверка – туда! Вторая – туда! Третья – туда! Четвертая – сюда!
– А пятая? – ревниво поинтересовался уголовник по кличке У курок.
Меченый покосился на главаря, буркнул:
– Пятая в резерве… Выполнять!
Поминая массаракш, мародеры полезли на
скалистый гребень, полукольцом охвативший распадок. Двигались они проворнее всяких жуков, сказывался немалый опыт.
Зун передернул затвор своего карабина, погладил отполированное ложе.
– Служил я, помнится, в Третьей Особой Бригаде Береговой Охраны, – начал он излюбленную свою байку. – И поднимают нас, значит, по тревоге. Ночью. А море штормит. Баллов семь…
– Завянь, – буркнул Облом, прислушиваясь.
Бывший капрал захлопнул пасть и тоже навострил уши. Бандиты, засевшие за камнями, вздыхали и почесывались, а некоторые даже – сморкались, но все равно сквозь этот шум пробивался странный звук. Будто ветер свистел в скальных останцах, хотя погода стояла на редкость тихая. Нет, это был не ветер. Более всего звук походил на художественный свист. Кто-то с чувством выводил сложную руладу, мотивом отдаленно напоминающую старую песню воспитуемых-уголовников «Уймись, мамаша».
Меченый округлил зенки и расплылся в идиотской улыбке.
– Слышь, Облом, – прошептал он. – Да это никак свои? Блатные!
Главарь усмехнулся, процедил:
– «Уймись, мамаша»! – и добавил: – Щас тебя «свои» нашпигуют свинцовым горохом по самое не балуй.
– Ладно, – отмахнулся Зун. – Ты босс, тебе виднее… Пойду к ребятам, а то начнут палить почем зря…
– Правильно, – одобрил Облом. – Патроны надо экономить. Стрелять наверняка. И этих, – он кивнул на двух мародеров, которые с тревогой прислушивались к разговору начальства, – с собой забери. Думать мешают.
– Ты думай, Облом, как нам выкрутиться, – отозвался бывший капрал. – Неохота за зря подыхать.
Он мотнул головой подельникам и стал взбираться на «линию обороны».
Главарь присел на валун и принялся грызть кулак.
«Никакие это не блатные, – сказал он себе. – Но и на нормальных имперцев не тянут… Сброд, вроде нашего, но с изюминкой… И не с одной, надо полагать… Из тех изюминок, что сами разбегаются, когда свет в сортире включают…»
Из головы Облома не шел сверток, который Шкелетик извлек из-за офицерской пазухи.
«Мутанты, как пить дать, – продолжал размышлять бандитский главарь. – Порождение какой-нибудь кризис-зоны в Архипелаге… Что ж им от нас-то, убогих, понадобилось? Взять с нас, знамо, нечего… Окромя…»
Догадка осенила Облома, как обухом по голове. Он вскочил. И в это время подельники открыли огонь.
– Не стрелять! – заверещал главарь и кинулся на четвереньках вверх по склону ближайшей возвышенности. – Массаракш вам в печенку! Не стрелять!
Меченый расслышал его вопли. Знаком приказал прекратить огонь и выслал пару дюжих молодцов, чтобы помогли главарю вскарабкаться на гребень.
– Чего блажишь? – без всякой почтительности поинтересовался Зун, когда тот плюхнулся рядом. – Ну дали залп для острастки, чтоб не высовывались, гниды… По патрону на брата, не больше…
Облом не ответил. Вытащил бинокль и принялся обшаривать окрестности. Имперцев он заметил сразу. Те, похоже, и не слишком скрывались. Островитяне рассыпались редкой цепью и держали убойные свои «василиски» наготове. Видать, ждали приказа. Или чего-то еще.
Ага, ясно чего.
Из-за скального обломка, похожего на перевернутый коренной зуб, высунулся давешний Шкелетик с какой-то блестящей штуковиной в руке. Облом пригляделся.
«Надо же, матюгальник! – удивился он. – Неужто будет среди нас разъяснительную работу проводить?»
Шкелетик приставил мегафон ко рту, и над каменистым урочищем разнесся холодный металлический голос.
– Внимание, мародеры! С вами говорит уполномоченный флота Его Величества Императора всея Архипелага и прилежащих островов…
– Что он несет? – изумленно вопросил Студент, беглый дэк, получивший срок за подделку дипломов об окончании Университета. – Какой еще уполномоченный флота?
Зун Панта, не говоря ни слова, ткнул умника носом в лишайник.
Шкелетик продолжил:
– Вам предлагается сложить оружие и проследовать на борт белой субмарины, где вам будет оказана медицинская помощь, выдано обмундирование и матросский паек…
– Во заливает, гнида! – не выдержал У курок. – Марафет, шкретки и пайка – как в Мировой Свет пернул…
Длиннорукий Меченый дотянулся и до него.
Матюгальник вещал:
– В противном случае, вы все будете уничтожены как бандиты и мародеры…
Облом не сводил с тощего матросика бинокль. Роба на впалой груди Шкелетика подозрительно топорщилась.
Мокрица?
– А ну-ка, Меченый, – проговорил главарь. – Пальни-ка ты в этого с матюгальником…
Бывший капрал с готовностью вскинул винтовку.
– Но не убивай, – уточнил Облом. – А так… чтоб обделался…
Зун усмехнулся в сивые усы.
– Сделаем!
Он на скорую руку прицелился, надавил на спусковой крючок. Карабин был пандейского производства и отличался бесшумностью стрельбы. Фррр, – как будто птаха вспорхнула, – и Шкелетик, выронив мегафон, повалился в заросли стланика.
Мародерский главарь не отрывался от бинокля.
