Перепрыгивая с одного замшелого валуна на другой, Васку Саад отдалился на некоторое расстояние от места посадки и оглянулся. От диковиной яйцеобразной машины, которая доставила его в береговую зону Полигона, и след простыл. Саад пожал отягощенными рюкзаком плечами и попрыгал дальше; он уже забыл, что самолично активировал автоматику, которая изменила окраску обшивки, сделав корпус бота неотличимым от скалы.
Прибой с грохотом перекатывал крупную гальку. Среди прибрежных валунов то и дело попадались вынесенные приливом льдины, медленно истаивающие под лучами Мирового Света. Саад старательно обходил их. И все равно наткнулся на неприятную находку.
Он еще издали заприметил стаю крысланов, которая кружила над темной массой, отчетливо различимой на синевато-серой льдине. Время от времени крысланы садились на льдину, подбирались к этой массе, приплясывали вокруг нее и вдруг начинали неистово драться. Саад подобрал обглоданное морем весло, швырнул в скопище драчунов. Крысланы с шипением и злобным кваканьем поднялись на крыло. Агент
Отдела «М» запрыгнул на льдину, чавкая пластиковыми подошвами ботинок, приблизился к предмету обостренного интереса морских падальщиков, вгляделся и сплюнул.
– Массаракш! – прошипел он не хуже крыслана.
Если ты не родился на Саракше, если не привык едва ли не ежедневно смотреть в лицо смерти, если равнодушие к чужой беде не стало твоей второй натурой, то, пожалуй, ты не смог бы вынести этого зрелища без тошноты. Как личность агент Саад не существовал в самом прямом изначальном смысле этого слова – он был придуман в Лабораторном центре знаменитого психоконструктора Грегори Дикинсона, возведенном на планете Пандора, среди величайших в обитаемом космосе Алмазных дюн. Психомаска Васку Саада, выходца из столичных трущоб, выпестованного полумертвой от недоедания и тяжелой работы матерью-одиночкой, отлично приросла к личности землянина Диего Эспады.
Поэтому Саад лишь мельком взглянул на обезображенный труп чучуни-рыбака, сплюнул еще раз и зашагал дальше.
Глава вторая
Птицелову не нравилось жить в Столице, Птицелов любил простор.
И Лия не любила Столицу, и сын их, названный в честь деда – Киту, тоже никогда не полюбит этот пропитанный ядовитым смогом город обозленных на весь Мир людей.
Но у Птицелова в Столице была работа, и очень важная – государственной значимости – работа, поэтому ему и его юной жене пришлось научиться не замечать душевных колик. Тем более что в пору экономического кризиса семья нового начальника сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М» с типичным для южного выродка именем Птицелов сын Сома устроилась не так уж и дурно. За казенный счет получили трехкомнатную квартиру в старом, имперской еще постройки, доме с колоннами возле парадного входа, высоченными потолками и лепниной на стенах. Правда, записана она была на некого Ваггу Хаззалгского, о котором Птицелов – ни сном, ни духом. Даже счета, приходящие на это имя, он поначалу просто выбрасывал в мусоропровод. После того как его специальным уведомлением вызвали в муниципалитет и чиновник прежней закалки, обращаясь к Птицелову «ваше высочество», принялся излагать о «недопустимости такой несознательности среди лучших жителей города», Птицелов понял, что от него чего-то хотят. Он объяснил чиновнику, кого они в деликвентских бараках называли «высочествами» и к кому обращались в среднем, а также в женском роде. Скандал не случился благодаря профессору Поррумоварруи, который подоспел вовремя, чтобы увезти Птицелова на своем лимузине от греха подальше. И всякий раз, когда к нему обращались «ваше высочество» или «герцог Вагга Хаззалгский», Птицелов лишь пожимал плечами да почесывал крепкий затылок. В душе он оставался тем же простоватым парнем, воспитанным мутантами за Голубой Змеей. Но теперь уже платил по счетам, благо оклад на новой должности позволял это делать, не морщась.
Оллу Фешт, возмущенный и оскорбленный предательством Васку Саада, рыл нынче землю. Бывшему гэбисту удалось найти сторонников в самом Комитете по Спасению Свободного Отечества – в основном среди тех, кто имел зуб на Странника. Оллу Фешт готовился возглавить какое-то новое ведомство, о котором говорили лишь то, что в отличие от Отдела «Массаракш» оно будет не изучать иномирян, а контролировать их деятельность в Мире. В Отделе «М» ведомство-конкурент называли «Массаракш-2».
– Будь тверже с этими высоколобыми тихоходами, – напутствовал Птицелова Оллу Фешт, передавая дела. – Теперь во всем Отделе «М» лишь один человек дела. Это ты, понял?
Птицелов прекрасно все понимал. Фешт хотел, чтобы он, Птицелов, оставался его глазами и ушами в управлении Отдела «М». А когда нужно – и говорящей головой.
– Сынишка как? – словно невзначай интересовался Фешт, вручая преемнику ключи от сейфа и печать. – Слыхал, будто он красив, как мама, и силен, как отец?
– Да, господин Фешт. Растем потихоньку! – мямлил Птицелов, не зная, куда глаза девать.
– Ну-ну-ну… – улыбался Фешт: очень некрасиво улыбался, неумело; было видно, что он делает это крайне редко. – Вы ему десенки массируйте, так зубкам будет легче резаться. Палец макайте в молочко и массируйте.
– Слушаюсь, господин Фешт, – невпопад ответствовал Птицелов.
Сынишка действительно рос – парень хоть куда. Здоровенький, с отменным аппетитом. Изящный, не рыхлый, как большинство младенцев. Тихий, не капризный, любознательный, вдумчивый. На круглой его головке прорастала серебристая шерстка, а зрачки еще по-детски мутных голубых глаз были как две вертикальные черточки.
То есть не похож он был ни на мать, ни на отца, ни на дедушку Киту.
Знал Фешт про сына Птицелова. Знал и намекал. Будто Птицелову и без того неприятностей не хватало.
А потом все завертелось и встало с ног на голову.
Толстенная заккурапия из Департамента Управления Лагерями легла на стол шефа сектора «Оперативного реагирования».
Птицелов перелистал бумаги от начала до конца, читая по диагонали и силясь уяснить, в чем же подвох.
«Спецлагерь 1081» – написал Птицелов на чистой странице раскрытого еженедельника и дважды подчеркнул.
Это было то еще райское местечко. Да, именно там Птицелов, будучи грязным и вшивым делинквентом – или воспитуемым, если на старый лад, – когда-то натирал мозоли на раскорчевке. С ним рядом был верный другая Облом. Облома потом «подрезал» мезокрыл – трехметровый летающий ящер с твердым клювом и костяной пилой на хвосте. Да каких только тварей в юго-западных джунглях не встретишь… Радиоактивная водичка из Голубой Змеи собиралась в затоках. Развалины Курорта светились по ночам. Зверье и даже насекомые вымахивали до огромных размеров. Растения обретали зачатки разума, чтобы нападать и обороняться.
А еще на раскорчевке Птицелов познакомился с Малвой. Малва – она была не такая, как Лия. Сначала Птицелов думал, что любит Малву, а потом оказалось, что дэчка с мужскими плечами и толстыми волосатыми щиколотками и не Малва вовсе. И теперь ее персоной занимается сектор «грязевиков» Отдела «М». Впрочем, это уже совсем другая история…
