Любопытно, что сталось с Птицеловом?
Boxy потянул было из пачки еще одну цигарку, но вспомнил о делах и решительно убрал курево в нагрудный карман кителя. Успеет еще накуриться. Пора бы порасспросить вновь прибывших.
По гулкой железной лестнице он спустился в подвальный этаж. Кивнул часовому у двери следственной камеры, тот с готовностью откатил перед начальником тяжелую створку. Никто из присутствующих, кроме писаря, не соизволил даже подняться. Boxy хотел уже навести на мерзавцев оторопь, как вдруг все грозные слова вылетели у него из головы. Справа от писаря, свесив короткие ножки с деревянной лавки, сидел не кто иной, как делинквент по кличке Облом. Напарник мутанта Птицелова и, что греха таить, закадычный приятель самого Boxy.
Облом тоже узнал его. Прытко соскочил с лавки, распахнул объятья.
– Служивый! – завопил он. – Вот так встреча!
Рудольф Сикорски по-хозяйски расположился в кабинете коменданта. Уж такой это был человек – в любой обстановке чувствовал себя как дома. Когда Комов и Эспада появились на пороге, Сикорски встретил их, пожал руки. И тут же поднял телефонную трубку и потребовал кофе и бутерброды.
– Все знаю, – сказал он. – Молодцы. Хотя считаю, что хвастать тут нечем. – Он пожевал сухими губами, пробубнил: – Разумеется, я рад, что Антон и его парни теперь дома… Но как? – Интонации Сикорски неуловимо изменились, в голосе зазвучала сталь. – Как, скажите, мы могли допустить, чтобы целый космолет вместе с командой и пассажирами оказался в плену?..
В дверь постучали. Сикорски буркнул: «Войдите!». На пороге возникла хорошенькая девушка в форме комендантской службы. Изящно переступая ладными ножками, она водрузила на письменный стол громадный поднос с кофейным сервизом и тарелками с бутербродами. Стрельнула глазками в хмурых мужчин, которые не обратили на нее внимания, обиженно поджала губки и пулей вылетела вон.
Эспада, на правах самого младшего, разлил кофе по чашкам, радуясь невольной паузе в разговоре, который только начался, а уже обещал мало хорошего.
– Впрочем, захват «Тасмании» – мелкая неприятность по сравнению с высадкой тагорян на Саракше, – продолжил Сикорски. – Проморгали… Прошляпили… А я грешил на этих ваших электрических кальмаров…
– Электрические кальмары и в самом деле загадочные существа. – Комов явно не знал, как оправдаться. – Весьма любопытно будет проследить их связь с янтариновым артефактом…
– Это дело будущего, – отрезал Сикорски. – Сегодня мы имеем дело не с абстрактной проблемой взаимодействия неравноправных галактических партнеров, а с вполне конкретной пиратской высадкой тагорян, которых мы считали убежденными домоседами. Как ты думаешь, Геннадий, чем они занимаются в «Южном парке»?
– Чем? – не удержался Эспада, хотя спрашивали вовсе не его.
– Строят из найденных там технологических артефактов Большую Машину!
Эспада едва не уронил чашку. А Комов резко выпрямился и напрягся.
– Что ты сказал, Рудольф?
– Охотно повторю. Большую Машину. Вроде тех, что они нагромоздили у себя на Тагоре, только на порядок совершеннее. И чем эта затея обернется для Саракша, я не знаю.
Тишина, которая воцарилась в кабинете коменданта, была, что называется, зловещей.
– Хочешь сказать, – осторожно начал Комов, – на выходе они могут получить действующий технологический комплекс Странников?
– По моим сведениям, они близки к его завершению.
– Вот уж воистину массаракш!
– Я начинаю склонятся к мысли, – продолжал Сикорски, – что все остальные миссии тагорян на Саракше не более чем швыряние камней по кустам. И прорыв к новому Центру под Столицей, и экспедиция к артефакту в Чу-чунском архипелаге. Даже то, что они перегнали «Тасманию» на опорную орбиту Саракша и тем самым себя обнаружили, – всего лишь отвлекающий маневр, не более.
Эспада опустил глаза, чтобы скрыть обуревающие его чувства, но от Сикорски не укрылась перемена в настроении подчиненного.
– Не растрачивайся на рефлексию, Диего, – сказал он таким тоном, будто отдавал приказ, однако сразу смягчился: – Будь известно с самого начала, что гигантские кальмары – вздор, не заслуживающий внимания такого профессионала, как господин Саад, ты искал бы их с меньшем рвением?.. Да и выученик твой, Птицелов, меня порадовал. Какая хватка у парня! Хоть сейчас бери его в штат СГБ! Свои задания вы с герцогом Хаззалгским выполнили на отлично. Это нам надо было повнимательнее присмотреться к «Южному парку» и возне, которую в нем затеяли тагоряне… Однако еще не все потеряно! Правительство Свободного Отечества примет самые решительные меры. От нас требуется только наблюдать и делать выводы.
Эспада вскочил.
– Я готов, Экселенц!
Сикорски махнул рукой: сядь.
– Я и не сомневался, что ты захочешь принять участие в этой охоте, – сказал он. – Ты, Геннадий, понимаю, тоже – не прочь, но я хочу попросить тебя вернуться на Землю. События здесь могут по-всякому повернуться, а ты, как глава КОМКОНа, сумеешь внушить Мировому Совету нашу озабоченность происходящим… И еще, важное, собери стариков – тех, кто работал по Тагоре, – обсуди возможность возобновления частных контактов с Лабораториумом. Тряхни Айзека Бромберга. Он каким-то образом обменивался информацией с Ас-Су. Нам нужна поддержка тагорянского правительства, даже если это будет всего несколько слов открытым текстом: «да», «мы согласны» или что-то вроде того…
– Понимаю, Рудольф, – отозвался Комов. – Сделаю все, что нужно. Я хочу лишь уточнить один момент. Вряд ли прорыв тагорян к Центру и поиски артефактов можно квалифицировать как отвлекающий маневр. Скорее, это похоже на захват ключевых позиций…
– Ладно, после разберемся, – отмахнулся Сикорски. – У меня все… Тебя, Геннадий, ночью подберет «призрак». А ты, Диего, бери бот и лети в Столицу. Да! Вытащи из подвала свою слабосильную команду, а то, я гляжу, здешний комендант к ней уже присматривается. До свидания, товарищи.
Прежде чем заглянуть в подвал, Эспада вышел проводить Комова до крыльца.
– Давно хотел спросить, – сказал тот, с удовольствием вдыхая прохладный вечерний воздух, – кому это пришло в голову назвать секретный отдел бранным словом?
– Надо думать, профессору Поррумоварруи, – отозвался Эспада. – Ведь это он – лингвист. И потом, «массаракш» не всегда было вульгарным словечком. Прежде оно носило чисто религиозную коннотацию, но у последних поколений вошло в уголовный жаргон, а оттуда – в бытовую речь. Посему здешние ученые предпочитают использовать замещение – «М-теория», «М-баллистика», Отдел «М»…
Птицелов открыл дверь новой квартиры, снял мокрый плащ и повесил вместе со шляпой на крючок, содрал грязные ботинки. Принюхался. Пахло свежей, сдобренной сливочным маслом кашей. Гречневой.
Лия опять расстаралась. Сейчас поставит перед ним дымящуюся тарелку и кружку с чаем. И заведет старую песню: «Что так поздно? Ты же знаешь, как это опасно – возвращаться с работы затемно. Ну когда мы уедем отсюда, а? Давай вернемся в наш поселок, ты будешь охотиться, а я – огородничать помаленьку…» Ну вот как ей объяснить, что на работе аврал? Что весь Отдел «М» стоит на ушах, из-за событий в дельте Голубой Змеи. Да и не только Отдел. Вся государственная машина Свободного Отечества вертит своими винтиками да колесиками, как очумелая, готовится к войне с диковинным врагом – с насекомыми. Нет, не объяснить этого Лие. Остается только молчать и изредка морщиться, когда заноет вдруг простреленная рука. А ведь еще предстоит объявить супруге, что скоро он снова улетает в командировку. Представить страшно, сколько слез будет пролито…
