Или не так. Изувер обещал простодушным космовозчикам спасение от голодной смерти. Они помогли ему соорудить это гигантское орудие пыток. А потом изувер убедил их лечь в биованны: дескать, так надо, ребята. Усыпил наркозом для начала. Когда же они очнулись, то были уже живыми тушами…
Скворцов вспомнил, что он где-то видел похожий способ производства мяса, и тотчас в ушах его зазвучал жалобный вопль несчастного Ветерка, пронзенного десятками трубок, но все еще живого: «Ветерок!.. Ветерок любит хозяина! Лошадке больно! Ветерок хочет к хозяину! Спасите Ветерка, ему очень-очень больно! Ветерок хороший! Спасите, больно!..»
Егерь зажал уши ладонями, и вопль стих. Стоило ему опустить руки и перевести дух, как из темноты карго-зоны послышался голос старого друга и учителя:
— Непрогнозируемые мутации аминокислот, симбиотические связи внутри сухопутных рифовых формаций… Причуды управляемого метаболизма аборигенов, адаптационные биологические механизмы! Мы говорим не об эволюционных, а о революционных процессах, Андрей!..
29
Самуил Розенталь, первый экзобиолог Сирены, жил на задворках молодой Прозерпины. Район, что некогда был центром безымянного поселения людей на враждебной планете в системе двойной Тау Скарабея, со временем превратился в городскую окраину на границе с рифовым лесом. Жилище экзобиолога — фрагмент колониального корабля, часть обшивки и пара смежных отсеков — язык не поворачивался назвать домом, но первым колонистам выбирать не приходилось. Подобных фрагментов на площади примерно в квадратный километр насчитывалось не меньше полусотни. Проявив настойчивость и смекалку, из них можно было бы собрать гигантский корабль заново, точно из перемешанных кусочков головоломки — картинку с диснеевской принцессой.
В одном отсеке Розенталь спал, стряпал, ел и принимал гостей, в другом — работал на оборудовании, что привез на Сирену колониальный транспорт. Аппаратура для спектрофотометрии, микроскопы, лазеры и детекторы честно служили ему больше десяти лет, снабжая драгоценными данными.
— Материалов — на три докторских, — прихвастнул Розенталь, демонстрируя Андрею Скворцову ожерелье из «флэшек». — Да беда — защищаться на Земле нужно. А мне туда дорога заказана…
Розенталь был не стар; насколько Скворцов знал, экзобиологу недавно исполнилось пятьдесят пять лет. Причиной его пессимизма все называли порок сердца, который обнаружился лет семь назад. Болезнь сделала Розенталя невыездным в иные звездные системы. Он понимал, что не выдержит ни перегрузок, ни гиперпространственных маневров, и предпочитал не водить судьбу за нос. И он возлагал нешуточные надежды на своего преемника.
Андрей Скворцов пил приготовленный хозяином кофе с коньяком. Потертое кресло давно стало жестким и неудобным, да и сама обстановочка — холостяцкий бардак плюс проникновение предметов из лаборатории в жилой отсек и наоборот — кого-то, быть может, и смутила. Но Скворцов любил рабочий беспорядок, в его каморке было точно так же — ни развернуться. И дым коромыслом от крепких солдатских сигарет.
— Полевые исследования на Сирене… — Скворцов сделал глоток кофе, поставил чашку на подлокотник. — Я мечтал об этой возможности столько лет! Наверное, со школы мечтал, представляете?
Розенталь поболтал тапочкой, надетой на босую ногу.
— В школе я мечтал о том, чтобы первый гиперпространственный корабль поскорее сошел со стапелей, — сказал он, потирая усы. — Но это все — лирика. Я хочу вас предупредить, Андрей. Сирена — это ящик Пандоры, в котором заперты ответы и, главное, вопросы. Очень часто я держал в руках ключи, ведать не ведая, какие замки ими следует открывать. Вот в чем дело… в невозможности правильно обозначить приоритетную проблему.
Скворцова неожиданно проняло: а что, если за три года, проведенные в компании Кемпнера-мясника да простоватых пехотинцев, он настолько изменился, что теперь ему никогда не вернуться в ипостась ученого мужа? Сейчас колониальная администрация предложила ему должность егеря, и — чего кривить душой? — Скворцов обнаружил, что бродить с винтовкой по инопланетным коралловым дебрям куда легче и приятнее, чем денно и нощно разбирать аминокислоты ксеноморфов на атомарные составляющие.
Что, если Розенталь — первопроходец, ветеран освоения дальних планет — разочаруется в нем?
Скворцов усилием воли заставил себя не нервничать. А то повелось за ним с Немезиды: чуть что не так — в истерику, как кисейная барышня. Или же в бутылку лезет, на пару дней выпадая из социального контекста.
Призраки Немезиды требовали сеанса экзорцизма посредством огненной воды.
— Непрогнозируемые мутации аминокислот, симбиотические связи внутри сухопутных рифовых формаций! — Розенталь встал с дивана, прошелся по отсеку — три шага туда, три шага обратно; он был одет в спортивное трико и новенькую футболку с логотипом ЮГ. — Причуды управляемого метаболизма аборигенов, адаптационные биологические механизмы! Мы говорим, не об эволюционных, а о революционных процессах, Андрей!
Скворцов почувствовал, что пришла пора вставить несколько слов.
— Полагаю, что сиренианский клубок следует распутывать, начиная с молекулярного уровня. Переход правосторонних аминокислот в левосторонние я могу охарактеризовать лишь ненаучным словом «чудо».
— Да? И какой вы делаете вывод? На что оно направлено?
— На нас. Я имею в виду — на людей. Сирена как будто приноравливается к землянам.
Розенталь остановился посреди отсека. Посмотрел на Скворцова с сомнением: стоит ли продолжать разговор на эту тему?
— Вот чего я опасаюсь… — проговорил он. — Как только на центральных планетах прознают, что на Сирене происходят чудеса, необъяснимые с научной точки зрения, сюда сейчас же хлынут фанатики всех вероисповеданий, а кроме них — «тарелочники», контактеры, спиритисты, — экзобиолог оттянул на животе футболку. — Юнион Гэлакси уже пожаловало. Так вот! На Сирене будут искать следы предтеч, артефакты трансгалактических цивилизаций, проявления Святого Духа, в конце концов! Куда же без боженьки?.. Если не сможем объяснить мутацию аминокислот мы — внятно и взвешенно, то объяснят за нас, Андрей! И когда на центральных планетах начнется горячка, поздно будет хвататься за головы!
Скворцов раздумывал недолго.
— Я понял, Самуил Аркадьевич. Процессы в микромире — это ключ. Замо́к следует искать на уровне биосферы.
— И не сомневайтесь! — махнул рукой Розенталь. — Куда делся океан, что покрывал некогда девяносто процентов поверхности Сирены? Как морские обитатели, включая глубоководные организмы, сумели адаптироваться для жизни на суше? Вот это, Андрей, главные вопросы, на которые нам предстоит отыскать ответы.
Самуил Розенталь пропал без вести во время Карлика, не прошло и года после того…
Он так ничего и не выяснил — ни про исчезновение океана, ни про феноменальные адаптивные свойства сиренианских форм жизни. Ожерелье из терабайтовых «флэшек» с данными многолетних исследований было обречено пылиться в сейфе Андрея Скворцова до тех пор, пока преемник первого экзобиолога не нашел в себе силы избавиться от призраков Немезиды. Он уселся за микроскоп, не снимая широкополой шляпы егеря…
