«Каков прогноз, раб?» – спросил Хенцели. «Нет причин радоваться, благородный. Не существуй в Сопряжении запрета на некоторые виды оперативного вмешательства, я бы рискнул заменить ей тело, – прозвучал спокойный голос доктора, – но даже в таком случае, усилия могут оказаться напрасными…» – «В самом деле?» – «…потому что не знаем, какой ущерб понес рассудок».
– Случилось… хуже не придумать, – ответил Климентине де Штарх. Он стоял у дверного проема, сложив на груди руки. И подходить к Хатшипсут ближе, похоже, не собирался. – Каким-то образом сорвалась герметичность танка с жидким кислородом в основании Пирамиды Тэг. В то же время открылись технические заслонки по всей высоте… Образовался эффект, наподобие взрывной декомпрессии, только раз в пять разрушительней. Ты ведь астроник, ты понимаешь, о чем речь.
– Да, благородный.
Климентина застыла у изголовья. Ей отчаянно хотелось бежать прочь от этого больничного духа; броситься, не жалея ног, к «Кайре». Наверняка Ай-Оу погиб. Прайда Тэг больше не существует. Не существует – она удостоверилась. Последний человек из любимого ею рода – перед ней. Однако он слеп, глух и безмолвен.
На перевязку матушки Хатшипсут ушло столько бинтов, что, казалось, голова ее стала в два раза больше, чем у обычного человека. На лице – бинты, на шее – тоже бинты. Там, где просматривалась выпуклость носа, под марлю забирались две гибкие трубки. Виднелись растрескавшиеся губы, щель рта, а в ней – ровные зубы с прилипшими к эмали комочками черной крови.
Сиплое дыхание. Вдох и выдох. Грудь рывками поднимается и опадает под тошнотворный свистящий звук.
– Матушка Хатшипсут… – позвала Климентина.
«Сделал ли ты, о чем я просил?» – продолжали разговор Хенцели и доктор. – «Нет, благородный». – «Почему? Мы бы выяснили, насколько пострадало сознание». – «Силона против, а с хозяйкой прайда у нас не спорят». – «Имплантат не причинит вреда, раб. Я ведь знакомил тебя с принципом его действия», – возразил Хенцели. «Если консилиум решит, что необходимо оперировать мозг, мы имплантируем устройство электронного ввода-вывода информации, удовлетворяя твою просьбу, благородный. А пока… Любые вмешательства будут проходить в строгом соответствии с графиком реконструкции организма. Так приказала Силона, с ней согласны медики прайда». Хенцели всплеснул руками, – он понял, что спорить с хирургом бессмысленно.
Климентина положила руку на одеяло. Туда, где угадывались очертания круглого плеча. Ткань под ладонью была мягкой и теплой, а плечо – ощутимым, плотным, живым.
Забинтованная голова чуть заметно качнулась, примятая подушка издала слабый скрип. Почерневшие губы скривились, между ровными рядами зубов затрепетал непослушный язык. Климентина отдернула руку от плеча матушки Хатшипсут и испуганно посмотрела на медика и Хенцели.
В один миг раненая пришла в движение. Налитые жидкостью ноги беспокойно заелозили по простыни, лишенная лица голова приподнялась над подушкой и обвела палату слепым взглядом. С губ матушки Хатшипсут сорвался протяжный, какой-то клейкий хрип, и Климентина поняла, что несчастная ее узнала, что невероятным образом голос бесфамильной гостьи проник в сознание, отрезанное от основных информационных каналов.
– Она хочет что-то сказать! – догадался Хенцели.
– Отойдите от нее! – Медик одним прыжком оказался возле аппаратуры. Пальцы, оснащенные дополнительными фалангами, заметались по кнопкам. – Если вы хотите, чтобы она выжила и смогла когда-нибудь говорить…
– Заткнись, раб!
Матушка Хатшипсут уронила голову на подушку, прокашлялась, мучительно содрогаясь всем телом, и прохрипела едва различимо:
– Ай-Оу… Ай-Оу, мальчуган. Я знаю – ты вернулся…
– Нет, матушка Хатшипсут! – зачастила Климентина. – Это я – бесфамильная Климентина, ты должна меня помнить…
Хенцели рванулся к Климентине и вцепился ей в плечо.
– Погоди! Молчи! – отрывисто проговорил, касаясь жесткими губами уха Климентины. – Ты не при чем!
– Ты здесь, Ай-Оу, мой мальчик. Ты ведь вернулся… Опять без одежды… и снова изображаешь из себя это дурацкое треногое животное…
Климентина закрыла глаза на правила приличия и выпила много вина. Ей показалось, что от нее этого ожидали и, более того, ничего не имели против. Внезапно обходительный Хенцели, потеснив неумелых ухажеров в «скелетниках» Анжело и Энрико Баттиста, следил за тем, чтобы серебряный кубок бесфамильной всегда был наполнен холодным и сладким вином. Эдвин де Штарх, перед тем как сесть за стол, собственноручно подбросил дров в камин; поворошил в стреляющей искрами огненной утробе покрытыми окалиной щипцами. В трапезной запахло смолистой хвоей, и Климентина почувствовала, как что-то бесплотное теплыми волнами накрывает ей плечи и спину.
Она разомлела. Вслед за хмелем пришел и аппетит. Мясные яства, поданные рабами в фисташковых туниках, Климентина, забыв о предубеждениях, нашла отменными. Силона Баттиста с гордостью сообщила, что ее прайд – один из немногих, кто владеет секретом производства мяса на косточках. А оно – мясо на косточках – пользуется в Сопряжении превеликим спросом, так как, во-первых, в своем несовершенстве похоже на мясо естественного происхождения, во-вторых, позволяет существенно расширить меню. Климентину это сообщение привело в состояние болезненного восторга, и она не преминула произнести тост за рачительную хозяйку.
Женщина-иерарх оказалась не прочь посудачить и о соседях: ныне погибшем прайде Тэг.
– Тэги давно испытывали финансовые затруднения, – рассказывала Силона, ловко орудуя ножом и вилкой, – еще до гибели в Партии иерарха Ти-Кея, отца Ай-Оу. Помнишь, когда разразился Коричневый продовольственный кризис, многих мужчин призвали вступить в Партию, не взирая на то, что они уже проходили через ритуальную войну?
Климентина помнила: в тот несчастливый год погиб отец Брута Бейтмани.
– Баттиста неоднократно кредитовали Тэгов, но соседи, по-моему, спускали средства в бездонный колодец. Постепенно наемные рабочие Тэгов переметнулись в другие прайды. Что наемники… нижняя ступень иерархической пирамиды разбрелась по Сопряжению! Вдова Ти-Кея не смогла смириться с потерей мужа. Она покончила с собой, и это ознаменовало крах некогда всеми уважаемого прайда.
– Великое Солнце! – пришла в ужас Климентина. – Я ничего об этом… Ай-Оу не сказал мне ни слова… Но, благородная хозяйка, как это случилось?
Звон столовых приборов неожиданно стих. Хенцели приподнял белесую бровь. Силона бросила взгляд на сыновей. Казалось, ее терзают сомнения: стоит ли говорить при детях о столь страшных вещах.
– Безутешная Мей… – произнесла она, наконец, – проглотила капсулу с жидким кислородом. Такая нелепая и страшная смерть. Нелепая, страшная… – повторила Силона. – Мей была обязана понимать: лишая жизни себя, она обезглавливает прайд. После этого происшествия от Тэгов бежали все, кто только мог. В конце концов, населенной осталась лишь Пирамида. Купольные города пришли в упадок и опустели.
