– Константин! – Михаэль схватил бесфамильного за прожженный рукав. – Идем на два уровня вниз! Потом, через главную площадь к западной платформе, – там оставил свой корабль Тэг.
Константин кивнул и рывком поставил Климентину на ноги.
– Пошевеливайся, моя игрушка для сладких утех!
Михаэль осмотрел своих людей.
Пятеро. Всего пятеро. Причем двое потеряли оружие, – переминаются теперь с ноги на ногу, глаза прячут, словно провинившиеся недоросли.
– Ри-ри-ри, конопатые! – приободрил воинство Михаэль. – Борзо строем повертикалим, гелиотропные!
– Шагай! – Константин толкнул Климентину между лопаток.
– Ай-Оу!.. – беззвучно прошептала бесфамильная. Беззвучно и уже без надежды быть услышанной.
Грохот не утихал, но мощные толчки ощущались реже. Ганомайд принял свою долю обломков, метеоритный дождь иссяк. Но все же среди изувеченных долин Старой Столицы нет-нет да и вспыхивал беззвучный взрыв и появлялся новый кратер, а иногда – два-три кратера одновременно.
Небо по-прежнему скрывалось за плотной завесой из серой пыли.
– Это что за иллюминация? – проворчал Константин.
– Короткое замыкание, – предположил Михаэль.
На главной площади Голгофы теснились голограммы. Сто? Нет, больше! Триста? Не меньше трехсот Юпитерексов разных размеров в окружении спутников и аккреционных поясов. Вместо погибшей Еуропы возле каждого газового гиганта темнела стреловидная область, заполненная черными точками.
Тревожное свечение, в котором смешивались цвета горячей части спектра, заливало площадь, окрашивало лица безымянных и их молчаливой пленницы кровавым багрянцем.
Они двинулись через лес голограмм. Безымянные головорезы приняли подобие боевого строя. Трое ушли вперед, двое остались возле Михаэля, Константина и Климентины, держась по обе стороны от них.
– Планетарий! – догадался Константин. Он держал молот наготове. Левой рукой стискивал локоть пленнице, ничуть не беспокоясь о том, что причиняет ей боль.
– Когда город опустел, его решили переоборудовать в центр наблюдения за Юпитерексом, – сказал большеголовый. – Нашим благородным друзьям было любопытно, как поведет себя сверхтяжелый газовый гигант во взаимодействии со звездой…
– Не называй благородных моими друзьями! – перебил большеголового Константин, после чего пояснил не без бахвальства в голосе: – Двадцать лет я ломал им кости в Партии! Это было единственной приятной стороной моей миссии на Титане.
– Ты славно потрудился, брат! – Михаэль желчно усмехнулся. – Тьма благородных юнцов обрела вечный покой благодаря тебе. Им никогда не вызвать интерес Надзирателей и причинить хлопот безымянным…
– А-а-а-а-а!!! – оглушительно завопила Климентина, прервав заболтавшихся палачей. Она поджала ноги и повисла на руке бесфамильного. От неожиданности тот выругался и опустил ее на пол. Идущие впереди головорезы как один обернулись на крик. И в тот же миг сквозь красную мглу ближайшей голограммы на них бросился разъяренный диюдарх.
…– Помнишь, ты поддержал меня на Пермидионе?
Брут вел Шелли, придерживая друга за худые плечи. Они продвигались по коридору, в котором недавно вволю порезвилось пламя. Стены до сих пор дышали жаром и исходили зловонным паром, от которого у обоих драло в горле. Форсунки противопожарной системы продолжали лить теплую воду им на головы.
Они не знали, почему Голгофа перевернулась вверх дном. Они не знали, что произошло в ближайшем космосе, и о гибели Еуропы могли только догадываться. Совсем недавно их – избитых и униженных – вели, чтобы принести в жертву во имя бесчеловечных принципов.
Но город – вверх дном, а они – на равных с безымянным врагом. Ничего, что головорезов больше, ничего, что дерутся безымянные не хуже солдат из прайда Козо. Зато друзья смогли объединиться. Теперь они действуют как единое целое. Поддерживают и ободряют друг друга. Словно сиамские близнецы – понимают, что смерть одного из них равнозначна гибели другого. Скрежещут зубами и готовы сражаться за себя и друг за друга.
Они однажды пережили такое душевное состояние: когда астероид-парусник стал разваливаться над бескрайней долиной солнечной плазмы.
– На Совете я не сказал ни слова в твое оправдание, – откликнулся Шелли.
– Я имею в виду, – ты не позволял мне упасть!
В конце концов, они обнаружили на стене карту-схему города. Как назло, пожар съел изображение той части, через которую они пробирались сейчас.
– Мы будем блуждать здесь вечно! – взвыл Шелли. – Пока не сваримся заживо или не…
Он замолчал, не закончив мысль. По полу текла вода, – дождевальная система так и не отключилась, – и была она почему-то бледно-розовой. Словно дальше по коридору кто-то разбил емкость с краской…
– Бежим! – позвал Брут.
За поворотом они наткнулись на труп безымянного. Лежал бедолага на спине, и было в его позе нечто демонстративное, будто он нарочно хотел показать, что с ним проделал неизвестный убийца.
– Вот что означает: человек, который потерял лицо… – глубокомысленно изрек Брут.
Шелли шумно сглотнул и пробормотал, борясь с тошнотой:
– Дружище, твоя циничность не знает границ.
Брут не отреагировал на замечание. Носком ботинка отпихнул руки безымянного, – перед смертью тот зажал страшную рану. Руки раздвинулись, красноречиво говоря, что тело не успело остыть.
– Это не декомпрессия, – пробормотал Брут, – не похоже на шоковое копье или кадуцей…
– Да, это сделал дикий зверь! – с сарказмом прокомментировал Шелли и почувствовал внутри себя холод: в самом деле – безымянный выглядел так, будто какое-то животное содрало с него лицо… тупыми когтями.
– Как бы там ни было! – Брут отстегнул от пояса покойника кадуцей. – Держи, ветеран Партии!
– Мне? – удивился Шелли.
– А кому? Не махать же тебе мечом? – Он без зазрения совести ткнул в бицепс Шелли пальцем. – Пошли, дитя микрогравитации! Нам нужно найти банду вооруженных до зубов злодеев и отбить у них Климентину, а затем корабль. Уж не знаю, что будет проще.
– А-а-а-а!!! – донеслось откуда-то снизу. Крик был настолько пронзительным, что просочился сквозь металл переборок и гул взрывов на поверхности Ганомайда.
– Климентина!!! – в один голос воскликнули Шелли и Брут.
Дорогу к площади, озаренную светом голограмм, они отыскали без труда.
8
Атаку Ай-Оу Климентина не увидела. Продолжая повиноваться голосу, звучащему в ее голове («Кричи, Ен-Ти! Кричи изо всех сил!»), она вскочила на ноги. Не просто вскочила, а выстрелила собою вверх – подобно распрямляющейся пружине.
Врезалась головой во что-то твердокаменное. Услышала лязг зубов.
