— Пулемет, Павло! — кричал командир в коммуникатор. — Мать твою! Не подавили пулемет!..
— Расслабься, пан командир! — орал ему в ответ Павло. — Сейчас остынут пушки… Девять секунд!.. Восемь!..
— Шевелись же, ты!.. — шипела Вероника, загоняя Раскина под стену.
Зеленый луч снова метнулся к облакам. Отразился от дрона и вплавил в скалу приземистую цистерну… Зашипел пар. Рыхлые клубы — слишком тяжелые, чтобы воссоединиться с тучами — обволокли улицу горячим туманом.
— Пошли! — вновь выкрикнул Томас.
В соседнем дворе он настиг меняющего позицию автоматчика в камуфляже. Расстрелял его на бегу и, не останавливаясь, швырнул гранату в открытый подвальный люк.
— Быстрее! Быстрее!!! — гнала Вероника Раскина.
Раскин глотал пересохшим ртом воздух. Он сходил с ума от пороховой гари, грохота выстрелов и адреналина. Все его естество требовало активации боевой метаморфозы. А сил едва хватало на то, чтобы переставлять ноги…
Центр Циркона.
Перед глазами мелькали серые стены, лишенные декора железобетонные плиты заборов; вывески — несуразные, словно пришельцы из далекого прошлого: «Трикотаж», «Бакалея», «Горметаллпром»… В далеких колониях было все по-простому. Здесь не строили супермаркетов.
Редкие уцелевшие уличные фонари брезжили тускло-желтым светом. Под подошвами ботинок шуршал гравий, хлюпали лужи. Пелена дождя становилась плотнее и холоднее с каждой секундой.
Из открытых ворот машинного двора вывалила толпа.
Эти люди не были солдатами в камуфляже. Человек тридцать дюжих горняков, краснолицых, вооруженных чем попало: от кухонных ножей до травматических пистолетов. Ругаясь и проклиная «сине-черных», они решительно устремились на их фланг.
Обывательский вид нападавших сыграл свою роль, да и ругались они убедительно. Кто-то из людей командира Томаса не надавил на спусковой крючок, очевидно, полагая, что он находится внутри виртуального тренажера «террорист-заложник». И что тренер вывел ему на мушку целую команду физически развитых мирных горожан.
Но заложники из виртуального симулятора не впиваются в горло. А эти — впивались.
«Шахтеры» врезались в строй «сине-черных». Завязалась рукопашная. Естественно, Раскину не удалось избежать кучи-малы, его подхватил человеческий круговорот, завертел, разя острым под ребра и тупым и тяжелым — по лицу…
Со стороны «главного проспекта» Циркона уже спешил десяток автоматчиков в камуфляже. Не разбирая, где свои, а где чужие, они открыли огонь по занятым ближним боем «сине-черным» и «горнякам». Им ответил арьергард «сине-черных», еще не успевший ввязаться в мордобой. Люди Томаса были куда более меткими стрелками, зато «зомбаки», как и полагалось зомби из классической литературы, оставались на ногах, получив по три, а то и по пять пулевых ранений.
Томас по рукоять всадил финский нож в печень «шахтера», стиснувшего у него на горле мозолистые руки. Подхватил с земли автомат и повернулся к «зомбакам» в камуфляже. Едва успел сделать и два выстрела, как кто-то приложил его по затылку сверкающим геологическим молотком.
Раскин вырвался из кучи-малы. Сбил подсечкой с ног ближайшего «шахтера», прыгнул на следующего и от души врезал своим костистым черепом по широкому лицу. Вероника схватила ушельца за цепочку наручников, рванула в сторону и разрядила автомат в «горняка», который изумленно трогал свой свернутый вбок нос.
Скелетообразный Москит подхватил на плечи медленно оседающего Томаса, в упор пальнул из помпового ружья в дородную бабищу, которая направо и налево крушила черепа забрызганным кровью разводным ключом.
Раскина затолкали в узкий проход между лабазом и уходящим в бесконечность забором. К своему изумлению, он увидел на покрытых белой известью плитах пятна неловких, стыдливых граффити. Будто человек, рисовавший их, очень долго сомневался, а затем его естество все же одержало верх; и он быстро, боясь быть застуканным за порчей имущества корпорации, выплеснул то, что не давало ему покоя. Среди объяснений в любви одним музыкальным течениям и низложением других, среди призывов к искоренению сексуальных меньшинств, нашлось место и для рисунка персонажа из современного фольклора Земли — ушастого ушельца с моркововидными гениталиями. Последняя деталь была изображена компетентно — наверняка художник по ходу дела сверялся с содержимым своих штанов.
Следом за «сине-черными» в проход устремились и «зомбаки». Словно в замедленном кино, необыкновенно четко Раскин видел их скупые, точные движения; каменные лица, бессмысленно вращающиеся глаза… Интересно, чем они целились, если их глаза жили отдельной друг от друга жизнью? Парадокс… Лицо самого нетерпеливого из «зомбаков» покрывал голубовато-белый мучнистый грибковый налет; он напоминал одновременно и плесень, и слежавшуюся пудру.
«Гей недобитый», — невесело усмехнулся Раскин, вспомнив надпись на заборе.
Вероника с криком вскинула автомат. Оружие отозвалось холостыми щелчками. Она швырнула «ствол» на щебень, выхватила из-за пояса крошечный, похожий на игрушку пистолет. Такая модель была Раскину знакома — десятизарядный «МТ», оружие пилотов Колониального командования.
Москит передернул затвор ружья. Командир Томас, бледный как стена, на которую опирался спиной, поднял двумя руками массивный черный револьвер.
Узкое пространство между стеной и забором наполнилось звуками лихорадочной стрельбы. Ухнула граната, вдоль прохода пронеслась тугая взрывная волна. Над головами просвистели осколки. Раскин упал, раненым зверем заметался по дорожке, не зная, как избавиться от пронзительного звона в ушах.
Он отключился, но через миг опять пришел в себя. Его тормошила и пыталась вернуть в вертикальное положение Вероника.
— Живой? — уже в который раз спросила она.
— Освободи мне руки! — хрипло потребовал Раскин. Он почувствовал, как из уха по щеке сбегает теплая струйка крови. Это неожиданно его взбесило. — Освободи меня! Ну!!! — завопил ушелец изо всех оставшихся сил.
Вероника, не особо церемонясь, бросила его лицом на щебень, завозилась с наручниками…
Вдруг кто-то закричал:
— Спора! Спора приближается!!!
Порыв ветра принес густой запах морской капусты.
Раскин задрал голову и обалдело выкатил глаза: по проходу, через дождь, отталкиваясь, словно гипертрофированный теннисный шарик, то от стены лабаза, то от забора, к ним мчал серый ком протоплазмы.
За полгода, проведенные на Земле, Раскин сталкивался со спорами Обигура несчетное количество раз. Неудивительно — ведь они оккупировали ряд ниш на рынке низко- и среднеквалифицированной рабочей силы Федерации, полностью или большей частью вытеснив человека из сферы услуг: торговли, управления общественным транспортом. Об Обигуровских спорах у него сложилось мнение как о неспешных, прагматичных существах с флегматичным темпераментом. Другие ушельцы поговаривали — спору можно в два счета обвести вокруг пальца. Но Раскин полагал, что споры не так просты, как кажутся. Попробуй объегорь разумное существо, которое в состоянии вырастить любое количество глаз с удобной ему стороны. Или превратить девяносто процентов своей массы — в мозг.
