Поторчал как-то в том чудесном городе. Без малого месяц. Вывели нас тогда из Бессарабии, но в Рашку пока не отправляли. Вышли, натурально, город посмотреть. На следующий день Рыголетто не вернулся. Саня то есть Астахов. Какая-то там у него история в прошлом – до меня еще – была. С культпоходом в оперу. На этого самого Риголетто. От Джузеппе, как известно, Верди. Можно догадаться. Как он там умудрился уж очень нетривиально отметиться, раз кликуха к нему прилипла, да еще с такой вот – на одну букву – модернизацией.
Потом пока Рыголетто искали. Пока нашли. Пока искали тех, кто это сделал. Пока работали. Словом, аккурат где-то с месяц и ушло. За все про все. И попробовал бы нас кто-то раньше вытащить! Но даже и не намекали. К тому времени криминал на Украине такой проблемой стал, что не приведи господь. Каким-то образом разузнав о столь удачной оказии, Юля лично карт-бланш дала. Не, ну не в личной встрече. По трубе, конечно. Телефонной. Насчет поубавить одесских бандюганов. И не только одесских. Поездить тоже пришлось… Заканчивали аж под Сочи. Кудепста, местечко там такое. Есть.
Оп! С востока. Три точки. Подходят ближе – бипланы. Свои, значит. Толик с ведомыми. Лучше поздно, чем никогда. Зависают над серединой строя. Все спокойнее.
Потом у них законы уголовные наподобие российских приняли, и все устаканилось. Лет через десять где-то. В РФ тюрем не стало уже году к 20-му. Только СИЗО. Типа гостиниц, только что с решетками и охраной. И с очень ограниченным временем пребывания. Сначала месяц, потом и вовсе. До двух недель сократили. Помимо штрафов, наказаний стало лишь три. Поначалу. Предупреждение, последнее предупреждение и бессрочная каторга. Потом ввели еще замечания. За мелкие проступки. Наподобие мелкого хулиганства. Или езды без прав. И наоборот. Например, за убийство из корыстных – без предупреждений. Или педофилию… За употребление наркотиков – сразу последнее, и на лечение. После лечения развязал – получи сразу бессрочку. А что такое бессрочная каторга, сам наблюдал. Со стороны, слава богу.
В общем, понадобилось Ворону вытащить. Ворона – потому что из Воронежа. Вот так. Необычно просто. Погоняло евоное образовалось. Уволился. Из контрабасов. Не потому, что на гражданку хотелось. Просто проблемы у него появились какие-то. В родном городе. Он подрывник был – от бога. Поехал, решил проблемы. Быстро и легко. Но не совсем чисто. Кто-то там смог-таки вычислить, на что тот реально способен. Немного шантажа, немного денег – скурвился, словом, Ворона. Попался, однако. Не то сдали. Чужого не жалко. Да и своих… не сказал бы, чтоб уголовная публика так уж очень жалела. Потом суд – и бессрочка. В общем-то, поделом… Но нам – и не столько даже нам, что особенно важно, – аккурат подрывник понадобился. Его уровня. Для одной стремной работки. Выбили – в порядке исключения – амнистию. В виде дамоклова меча последнего предупреждения. На персонально президентском уровне – ниже никак. Вовочка к проблемам таких, как мы, завсегда не без понимания относился. Некоторого.
Прихватив – так проинструктировали – полный парад, а у меня к тому времени уже довольно солидно на груди болталось всего и всякого, выехал в город Нижний Тагил. Что на Урале. Потом, в сопровождении начальника местной ПСОБК, Президентской службы охраны бессрочной каторги то есть, на «уазике» – в поселок названием Мурзинка. Небольшой. Чувствуется, знавал лучшие времена. Церковь странная. Пирамидкой. А так дыра дырой. Оттуда «уазиком» на место. С говорящим названием Мокруша. Топазы там добывали. Когда-то. Месторождение истощилось, выработки остались. Шахты то есть. Немаленькие. Вот, значит, и пригодились. Потомкам.
Дыра в земле. С лебедкой. Рядом караулка. Небольшой такой домик. Датчики. Кругом. Всякие. Некоторые незнакомые даже. Места красивейшие – древние скалистые горы с утесами, поросшими темным лесом, река, бурливая такая… Алабашка называется. Мужик нас встретил. Рослый, тощий – глаза пустые. Сквозь глядят. Давно уже человека бояться не приходилось, а тут… Мороз по коже. Набирали сюда добровольцев. Из числа особо пострадавших. На время – пока душа не отболит. Этот третий год уже. Всю семью – жену, двоих сыновей, дочь… Бандюганы. Потом шеф его рассказал, когда возвращались. Такого не подкупишь. То-то мне чуйка подсказывала… Похоже, размышлял тот про себя – выпустить пожизненного или лучше все же порешить этих странных типов к чертям собачьим, вместе с их президентским указом. А там – будь что будет. Парад мой реально кстати пришелся. Сынуля у дядечки, оказалось, в десанте служил. До того как…
Потом ждали обеда. У бессрочников. Он же завтрак, и он же ужин. Другой дядечка тоже… странноватый слегка. Дочь. Ну, педофил. Много их одно время развелось… Рыба – с головы! Но разговорчивый. Поделился. Он здесь чуть более года. Сейчас «этих» поменьше стало. Сотни по три в год. А раньше – тысячами. Но за пайкой никогда более сотни не собиралось. Сами – друг друга. В исполнение приводят. Кстати, когда Ворону туда сбросили, три недели назад, было сорок шесть. На следующий день отметилось тридцать пять. Вчерась, впрочем, опять сорок шесть было. При четырнадцати спущенных. За прошедший с Ворониного схода срок.
В полдень где-то скинули, как они это называли, сбруйку. Типа лебедки с рамной конструкцией. Раздвижной. На конце датчик. По роговице глаза. Подходит клиент, отметился, что живой, – получи пайку. Сухпай то есть. Турецкий армейский. Просроченный. Их много захватили. На Кавказе, в Крыму. Та еще дрянь… Ежели специально посигналил да положил камешек найденный – иногда топазик там можно было еще нарыть, ежели хорошенько поискать, – получи добавку. Или еще что. Водку – пожалуйста. Табачок, разумеется. Наркоту даже. А так – одеяло армейское, по кирке и фонарю при спуске, потом батарейки – раз в неделю. Взамен подсевших. Как датчик Ворону просигналил, спустили нож и сбруйку. Нож – отбиться. Когда подняли, в крови был. Спросил – часто ли так вот, ну, обратно поднимают? Ворона первый, оказалось…
Так, до Пинска где-то сотня еще. Шлейф за подбитым ТБ пропал. Починились, значит. У него в крыле человек моего, скажем, роста почти не нагибаясь может ходить. Чем и пользуются. Вовсю. Втыкаю штекер от шлемофона. Пропотел – аж капля на нос скатилась. Ничо, костей, как говорится, не ломит. С трудом угадав за шумами и треском высокие женские голоса, докладаю, что и как. Открытым текстом, только что намеками. По моему нескромному опыту посложнее иного шифра будет. Такое разгадывать. Если по-быстрому надо, разумеется. Актуальную информацию. Тактические шифры компами коцались без малого параллельно передаче. А намеки, да не на родном языке, – поди пойми.
С ирландским же акцентом, как выяснилось, я аккурат в Британии понадобился. Самой что ни на есть. Страны наши – точнее, объединения стран – вроде как враждовали. Что не мешало иной раз и сотрудничать – к взаимному интересу. На уровне спецслужб, например.
Сбросился с германского сухогруза прям в оушн. Милях в десяти от берега. Течение там. Какое-то, типа, ответвление Гольфстрима. Который теплым не показался ну ни разу. Вопреки слухам. Вот и верь после этого людям
[292]
… Один лишь кэп знал. Лично. Проводил. Одетым, наподобие поручика Ржевского, обыкновенно по-утреннему – пенсне и презерватив. Шутка. На самом деле все происходило, наоборот, под вечер. И без пенсне. Но реально в гондоне. Так водоплавающие эту хрень называли. Действительно похоже. Грести почти невозможно, но от переохлаждения и промокания – полная гарантия.
