– У немцев взяли?
– Ну.
– Спасибо.
Укладываю в кармашек на штанине. С размером в точности подгадал. Ицхакович. С затянутым шнурком ножны сидят плотно, выхватывается легко – что еще нужно? НР
[193]
? Размечтался. Такой, смотрю, только у Катилюса. Змея то есть. У остальных примерно как у меня. Отойдя, пробую побросать. В дерево. Мне бросок на гвоздях ставили. Двухсотках. Потом на стопятидесятках и стодвадцатках даже. После этого хоть столовый нож можно швырять, хоть даже и вилку. Шагов если с семи, разумеется, не больше. Нож ничего. Лучше, чем я ожидал. Пару раз даже с двадцати нормально воткнулся.
Присоединяюсь к увлеченно уплетающей трофейные фашистские консервы с трофейными же галетами разведке. Под водичку из фляг. Саша со товарищи тут же. Показались «мессеры». Довольно высоко. Тыщах на трех. Прошлись туда-обратно. Похоже, скоро гости. Ага, легки на помине. Пятерка Ju-52
[194]
. Однако высоковато… Проходят мимо. Не понял? А, теперь понял…
Серыми тенями совершенно бесшумно мелькнули в ветвях – и вот уже с оглушительным в не нарушаемой моторами тишине треском скверно утрамбованной в воронках щебенки мчатся по ВПП аж пять десантных планеров
[195]
, один за одним, с болтающимися позади чашами гигантских бюстгальтеров. На эротику, что ли, потянуло? Меня, в смысле? Аллюзиями… Не успел остановиться и первый, как по нему зло хлестнули пулеметные трассы. Добровольцев, кажись, немало осталось, не только с пулеметами – щелкают и одиночные. Правильно, не спорь с начальством попусту, но делай так, как считаешь нужным. В разумных, натурально, пределах. Меня же, как кошку при виде бультерьера, прям-таки вынесло на ближайшее к полосе дерево. Костик и сообразить ничего не успел. Ничего себе так. Подходяще. Липа, ветви разлапистые, густые, с боков и снизу, надо думать, не видно меня ни хрена.
Немцы бойцы хоть куда, элита как-никак. Шустро высыпали из коробочек, прикрываемые быстро замолкшими, впрочем, собственными пулеметами, рассыпались по полю, и вперед, бойко постреливая из автоматов. В ответ – никого и ничего. Молодцы. Вовремя смыться в некоторых случаях самое наипервейшее дело. Проредили фрицев, от нас отвлекли – и хва. Тит. Добежав до авиакладбища и втянувшись в него, немцы не успели распределиться по периметру. До посадки основной группы, в лице той же пятерки «тетушек». Вообще-то отработано все это у них неплохо, транспортник садится, еще во время пробега открываются оба боковых проема, в которые шустро ссыпается десантура, и самолет тут же, не то что не глуша движки, но даже и толком не останавливаясь, уходит в разбег для взлета. Лишь один пробежался обратно к началу ВПП, то есть к нам, развернулся и встал. Попрыгало восемь рыл с автоматами, рассыпались и волчарами зыркают по сторонам, за ними офицеры. Двое. Типа, штабная группа, надо думать. Пара цыриков вытащила рацию, развернули антенну, что-то застучали морзянкой.
Побегав, без успеха, похоже, среди обломков, десантура большей частью рванула к дороге, где ТБ и наши «птички». Были. Поскольку, пока мы по технике шарились, Змей со товарищи, как я понял из разговоров, старательно уничтожали бренные останки. По мнению Змея, главное, сбитую 03-ю «чайку» увидеть не должны. Офицер что-то пролаял, и трое немецко-фашистских цыриков сторожко двинулись к лесу. Один, дойдя до дерева, расположился прямо подо мною. Любуйся скока хошь. Пока не надоест. Но – периферийным. У шлема форма другая. Погон нет. Ботинки. Воняет одеколоном – на весь лес. Культура, блин… «Шмайссер». А из «юнкерса» тем временем вывалился кто-то из экипажа, поразмяться, надо думать.
Тот случай, когда договариваться не надо. Хотя, конечно, лучше бы договориться… Не заморачиваясь с ножиком, потихоньку соскальзываю с ветвей чуть вниз, расположившись нетолстой попой прямо над каской, со стороны нашим меня должно быть видно, по идее. А то когда двое на одного заходят, ничего хорошего из этого не получается – никогда.
Оп! Второй фрицевский цырик едва успел всхрапнуть предсмертно, как я уже на плечах у своего, и аккуратненько, ногами и руками в противоход, сворачиваю ему толсту шейку. Классный прием. Меня ему инструктор в 45-м обучил. Полчке. Пожалев за визуальную хлипкость конституции и оценив ловкость. Хоть борца-вольника, хоть штангиста, хоть самого Шварценеггера в самые наилучшие его годы – без звука. Может даже девушка. Если ловкая и ногами боженькой не обиженная. В смысле, силой. По дереву мягонько соскользнул, как только поднялся. Так, «шмайссер»
[196]
сразу у меня в руках, а за листвой уже рожа Змея мельтешит, вся из себя напряженная, с пальчиком у губ. Смотрю, фрицевский дозор весь спекся, остальные парни уже расположились для броска, пора и мне. Быстренько передаю «шмайссер» Жидову, и вперед. Знаю, что Эрма, но «шмайссер» мне больше нравится. Как звучит. Змей злобно так скосил было глазом, но тут же отвернулся. Не до меня. Самый ответственный момент. На сегодня.