«Истребитель летчик Nr. 03 вызывается на бой 29. Июнь 1941 в 07:00 утро квадрат 0917 (ваш код
[221]
) восток Рудск высота 3000 м. Каптан Hauptmann Hermann-Friedrich Joppien
[222]
, Gruppenkommandeur I./JG 51».
Надо же, какие страсти-мордасти. То ли дуэль, не то рыцарский турнир. Не те вроде как времена. Давно уже. Да и наслышаны мы про этих рыцарей. Над толпами беженцев. Впрочем, почему бы и нет. «Мессершмитт», конечно, современнее и лучше «чайки». Но прежде всего, постольку-поскольку, по летным данным своим может сам выбирать, принять ему бой или нет. А также наивыгоднейшую для себя позицию. Если же бой, так сказать, по обоюдному согласию, то и преимущество это как бы нивелируется. Ему лучше на вертикали, мне на горизонтали, но атаковать он вынужден, как говорится, по умолчанию, вследствие чего и главное преимущество – возможность выбирать – фашиком утрачивается. Долго пытаюсь объяснить это Сиротину и прочим – тут и Толманов, и пайлоты какие-то, и замполит, политрук старшой, из нелетающих, похоже. Гэбэшного лейтеху наблюдаю, опять же. Видимо, недавно прислали – бдить. Похоже, полк здешний на особом контроле. Интересно, чьем… И еще интереснее – почему.
Начали судить-рядить – надо ли ваще, а ежели надо, то как… В конце концов качающийся с ноги на ногу Сиротин принял решение – будет звякнуто наверх. Попу, типа, прикрыть. Первое дело. Только вот в мирное лишь время. Кто в войну этим шибко озабочен, хуже предателя. Иной раз. Оказывается. Но говорить такого не стал. Не по чину. Заметил лишь, что до завтра еще дожить надо. И – все вдруг поняли! Такую простую, казалось бы, вещь. Что на войне, а на фронте особенно, главные неприятности, точнее, самая главная неприятность – не от вышестоящих. Обычно. В общем, отправили нас с Жидовым в дежурное звено. Пока. На ближайшую пару часов.
Сижу в кабине. Жду, как говорится, у моря погоды. Наверху, высоко-высоко, опять проползает немецкий разведчик. На «чайке» его точно не достать. Тем более на моей. После пяти тысяч кислородное оборудование желательно, после семи – необходимо. А этот на восьми где-то вышивает. Насколько помню, наши в течение всей войны стратегической воздушной разведкой слабовато занимались. Немцы же наоборот. Специальные подразделения и части, сверхвысотные самолеты, реактивные даже под конец, аппаратура цейссовская… Как такого зверюгу одолели-таки – до сих пор окончательно понять не могу.
Погода, однако, класс. Тепло, но не жарко еще. Солнышко. Небо голубое. Тогда, помнится, примерно такая же погода была. В Чкаловское прибыли ближе к вечеру, пока выгрузились, пока поужинали… Ночевали в казарме, но по-походному. Не распаковываясь, без белья – на матах, матрацах каких-то. Утром подняли в шесть, поздравили с днем ВДВ. Которые к тому времени уже два года как разогнали фактически. Великие реформаторы армии. Осталась только наша, 98-я, поскольку в ОДКБ, и еще 7-я, но только как горная. С некоторым как бы воздушно-десантно-штурмовым уклоном. Праздник, однако, никто не отменял. Наш Ильин день. Поэтому на зарядку никто не гнал, да и не в расположении же. Голубые береты выдали откуда-то, в честь праздника, мол, и велели непременно носить. Весь день. Так-то береты десантура не носит. Неудобные, пачкаются, демаскируют. Только в увольнения, на парады, опять же. В кино еще. Непременно и всегда.
Потом покормили основательно, сухпай на три дня, и по машинам. «КамАЗы». Армейские. Нас же, разведку, вообще по «буханкам» да «Газелям» распихали и – кто куда. С оружием все – как были, так и остались. Включая гранотометы. Боеприпасы пополнили – и все. Гранаты еще. Светошумовые. Обычно не используем. На природе. Зачем светошумовая, если обычная есть.
Нашу группу, десять бойцов во главе с Серым, вывезли куда-то в район Шереметьево. Аэропорта. Одну из неприметных таких дорожек перекрыть. Заасфальтированных. Что к стоянкам частных самолетов вела. Ну, и на летное поле по ней можно было попасть. Там мы и простояли. Все второе августа. До вечера третьего. С нами еще несколько бойцов было, офицеров, по манере держаться, но не военных. ФСБ, пожалуй. Но тоже в голубых беретах. Я так понял, в тот день всех в них переодели. Вованов, даже просто мазуту. Потому и назвали потом – «тихая революция голубых беретов». Тихая, потому что шума не было. Ну, почти. Праздновали себе ребята День десантника, как положено, в парке Горького фонтаны осваивали, но ближе к обеду оказались почему-то у Дома правительства, Думы и Министерства обороны. Те все собирались-собирались в Нью-Васюки переселяться, да так до конца и не собрались. На свою беду. Ребятки в голубых беретиках зашли, побузили – совсем чуток – и ушли. Охрана – ничего. Не одни, однако, ушли. Десятков несколько с собой прихватили. Слышал, двух министров обороны – прошлого и нынешнего – на фонаре повесили. Там есть, красивый такой, высокий. На Арбатской. С ними пару генералов. Из высших. Ребята потом специально ездили полюбоваться – не было уже никого. Может, сняли, а может, так – треп…
Сам-то я ничего этого не видел. Пяток кортежей тормознули, и все. До стрельбы только два раза дошло. Раз ночью и раз под утро уже. Да и то один – предупредительно только. Мы-то настрелямшись были вволю, так нам это не в радость. Было уже. А так старшой сказал – мочить всех. «Любого из вас, ребятки, – так прямо и сказал, – мне в тысячу раз жальче, чем всю эту сволочь, вместе взятую!» Пожилой уже дядька, чувствительный. Из отставников, похоже. Для такого случая, полагаю, все резервы подобрали… по сусекам. Бывших кагэбэшников воистину не бывает. Остальных увозили куда-то. Пытавшихся проехать. Ну, которые без сопротивления. Тех же, что с сопротивлением, мне было не трудно. Совсем. Они такие же были, как те, что тогда сестренку… На трех джипарях с «майбахом». Бронированным. Труднее было бы не… А так – джипари в решето, а «майбах» «Мухами». Двумя из трех. Вдогон. Нормально. Внутри дерьмо поотскрести – как новенький будет. Серый пошутил. Потом БТР подошел, поставили поперек, так и вовсе… Интересно, все без семей умотать пытались. Причем не потому, что заранее вывезли – кто ж знал. Любимых спасали. Себя.
