Даже и не знаю, откуда они появились… Оба. И так вовремя.
Полдня мы смотрели на маневры… потом много говорили улотские вояки, в основном про свои традиции и зафигительную храбрость. Потом Леокай много говорил со мной наедине… А потом я словно бы выпал из реальности.
Даже не знаю, как я там очутился и откуда у меня оказался этот кувшин с пивом. Забористое, надо сказать, было пивко. Явно из Леокаевых закромов, так что, видно, либо он мне его презентовал, либо я его у него упер. Да и по фигу!
Я сидел на пригорочке и тупо напивался. У меня вдруг начался отходняк! По-хорошему-то он должен был начаться еще три дня назад, сразу после сражения. Но тогда – сначала дипломатическая работа, а потом раненые… Да еще разные, лезущие в голову мысли… Как-то было не до этого. Не до того, чтобы расслабиться, запоздало подрожать от страха. Вспомнить – «как я его» и «как он чуть меня не…». Сказать лишний раз «спасибо» тому безымянному божку, что присматривает за дураками. Чуток погордиться и малость потосковать. Все какая-то суета, какие-то заботы, и люди, которым от меня что-то надо.
А тут вдруг резко оказался никому не нужен, со своими передовыми идеями и экстрамодерновыми взглядами на жизнь.
Глаза как-то неожиданно зацепились за луну во время очередного мощного глотка из кувшина, да там и остались. А из глотки вдруг само собой полилось – «Черный во-о-рон… Да что ты вье-е-ешься… А над мое-е-ю голово-о-ой». Потом «Ой то не вечер». Потом почему-то цоевская «Пачка сигарет»… Хрен его знает, что там было с вокалом и попаданием в ноты. Это даже не было пением, а скорее уж волчьим воем на луну, бесприютным и тоскливым. И этот вой разносился над степью и над внезапно замолчавшим лагерем. А может, насчет молчания мне только показалось, просто я заглушал своим воем все остальные звуки?
А потом подошли они. Как ни странно, оба. Хотя почему странно? Я же сам еще вчера послал человека за Лга’нхи, да и Осакат давно уже должна была тут появиться.
– О чем ты камлал… так? – спросил меня мой мудрый вождь и предводитель, подсаживаясь рядом, и как-то слишком уж заботливо заглядывая в глаза.
– Говорил с духами прошлого и грядущего… – ответил я ему, вливая очередной глоток в пересохшую глотку и передавая кувшин. – Наших навестил… ТАМ. Тебе от Нра’тху привет. Велел передавать, что он тобой очень доволен. А шаман меня ругал. И лечу я плохо, и с духами разговариваю, как дебил… – не так, да не о том. А впрочем, он вечно ко мне придирался.
– А… моих? – с надеждой и страхом спросила Осакат.
– Нет. Извини, – ответил я, потому что врать сегодня не хотелось. – Как-то не встретились.
– Они же не степняки… – счел нужным пояснить Лга’нхи, передавая кувшин сестренке. – Но, может, в другой раз. А что духи говорят?
– Говорят, «жопа» (это слово я сказал по-русски). Говорят, много нового происходит в мире. И он больше никогда не станет прежним, хотя ничего-то в нем не изменится. Люди по-прежнему будут убивать друг друга из-за разной хрени. И неважно чем – дубинами или термоядерными бомбами. И по-прежнему будут помирать из-за собственной глупости.
– Ты из-за этого грустишь?
– Нет. Потому что все насмарку, а я Дебил! Сколько народа понапрасну загубил. Захотел, видишь ли, изменить людей… Стать героем, спасти Улот. А на фига мне это нужно, если они сами этого не хотят? Три десятка трупов у нас, и еще неизвестно, сколько помрет, а четверо калеками останутся. И ради чего?
(…Осакат, передавай кувшин-то… – Длинный глоток.)…Вот ты мне говоришь, шумеры! – запальчиво заявил я, обличительно ткнув пальцем в Лга’нхи. – Год на двенадцать месяцев поделили. Сутки – на двадцать четыре часа. Окружность – на триста шестьдесят градусов… А где они, твои сраные шумеры? А нету твоих шумеров! (На вот, выпей за упокой их шумерских душ и дальше кувшин передавай.) —…Пришли те, кто пошустрее, подисциплинированнее и злее, и схарчили твоих гребаных шумеров вместе с их клинописью и двенадцатеричной системой! А хрен ли я тогда перед этими балбесами распинаюсь? Хотят жить как прапрапрадедушки завещали. – вот пусть и валят к своим прадедушкам в преисподнюю. На их место придут другие. Более продвинутые и цивилизованные. Как сказали классики – «Железный конь идет на смену крестьянской лошадке». А народ? А что народ? Вон тот же Мнау’гхо… Ноет и скулит, что обидели. А дети его будут себя уже аиотееки считать. А внуки еще и хвалиться, как их дедушка громил диких варваров, что пачкали собой эти равнины и горы до появления тут нормальных людей. Потому как нормальная империя подразумевает некое равенство граждан, независимо от национальности. (…Кто опять кувшин зажал?) Так вот, коли эти аиотееки не совсем дебилы, то вырежут только самых тупых и наглых… Вон тех, что из себя крутых вояк корчат. А простой крестьянин помыкается поколение-другое, а потом привыкнет и еще радоваться будет, что в Империю попал. А если эти верблюжатники такие идиоты, что начнут народ резать, ни хрена у них империи не получится. Либо исчезнут в бесконечных войнах, либо придет кто поцивилизованнее, и – «кранты тебе, крестьянская лошадка». И вот хрен ли я, спрашивается, себе тут душу рву и пытаюсь чего-то доказать? Да пошли они все на фиг! Возьмем «больших братьев», Осакат, Витька… может, тоже возьмем – хороший парень. Вот, короче, и ломанем на восток в поисках приключений и более разумных народов. А эти пусть живут, как знают… Где кувшин-то? – Допили… Вот так всегда!
Утром, как ни странно, проснулся достаточно бодрым. Правда, и утро-то было отнюдь не ранним – солнышко жарило уже почти из-под самого зенита. Зато хоть башка после вчерашнего, конечно, болела, но на душе было легко и светло. Одно-единственное решение – пустить все на самотек, и ничем, кроме себя любимого, не интересоваться – восстановило гармонию и порядок в моей душе.
Не торопясь, встал. Не торопясь, умылся, пожрал остатки вчерашней козлятины и улегся на ближайшем пригорке, подставив и без того черное пузо еще теплым лучам осеннего солнца.
Офигеть – скоро уже год будет, как мы с Лга’нхи одни остались. Трудно поверить, что еще год назад я бродил вместе с племенем в качестве раба и дебила, смирившегося со своей судьбой. Научился находить мелкие радости в чувстве сытости, тепла, от получения «новых» обносков или «авторитета» среди малышни, но обреченный терпеть пинки и унижения, просто в силу того, что не смог убедить окружающих в своей разумности и полезности.
А сегодня я… – хрен его знает, кто я. – Скиталец? Скорее всего. Жулик? – Наверное, да. Великий Шаман? – Отчасти верно.
Могу ли я гордиться собой? – Наверное, могу. Должен ли? – …Лучше не стоит. В этом мире приобретенная репутация это все. Но «это все» не защищает от реальности и способно принести куда больше вреда, чем пользы.
Люди могут верить, что ты умеешь летать. Или что вражеское копье отскочит от твоей шкуры. И потому столкнут тебя со скалы или ткнут копьем, просто из чисто детского любопытства…
Утрирую, конечно. Но смысл верен. Надо помнить, что летать я могу только сверху вниз. А не то что копье, даже щепка, при случае, превратит мою шкуру в заготовку для дуршлага.
