— Что? Что пусть летят — в Ростове найдется, кому встретить. Войны пусть не боятся — не будет войны. А если и будет — то им же хуже.
— Нам же хуже.
— Нет, Сергей, им хуже, — строго сказал генерал, — ну, может быть, и твоим старшим тоже. Что, опасаются, что вклады в офшорах арестуют, как уже было?
[70]
— Загнанная в угол крыса опаснее собаки, — сказал генерал Сергей.
— Поверь, я это знаю. И насчет наших дорогих гарантов никаких детских иллюзий не испытываю. Тебе тоже не советую. Из г… конфету не слепишь, пусть и цвет почти одинаковый. Тем не менее — за предупреждение спасибо. И тебе, и им — зачтется.
— Не хочешь, значит, по-хорошему…
— По-хорошему? — Генерал внезапно посуровел лицом. — А тебе не кажется, Сережа, что мы в последнее время слишком много со всеми — по-хорошему. Нас е…, а мы мужаем. Так, что ли? Империю просрали — по-хорошему. Союз просрали — по-хорошему. Теперь Россию просрать? Нет, господа-товарищи, хватит. Не будет больше по-хорошему, если ты не въехал еще. И вашим верхним так и передай. Если кто не понял — так я озвучу. Запад не хочет по-хорошему. И Москва без России — ничто. В четырнадцатом все это увидели — безо всяких судов, денежки были ваши, стали наши. И хоть наворованные — а все равно жалко. Предадим сейчас Россию — будут потом поодиночке вылавливать что нас, что вас — и пи…расить почем зря. Вас за бабки, нас за дела. Если кто не въехал — тупой, значит. Нечего ему делать во власти.
Сергей поднялся с пенька.
— Ну, смотри.
— Смотрю. И тебе говорю — уходи из этого болота, пока не поздно. Будь человеком, пока не стал окончательно — холуем.
— У тебя своя дорога, у меня своя.
— Как знаешь.
Когда Сергей ушел к своей машине, генерал проводил его взглядом. Казак — тоже и плюнул ему вслед.
— Что за люди…
— Люди как люди, Ванюша… — спокойно сказал генерал, — вот у него, к примеру, пара квартир в Москве, коттедж, семью-родню пристроил. Вклады какие-никакие есть в банках. Стыдно ему, совестно, потому и нам помогает — а все равно от кровного не откажется. Потому что кровное оно.
— Кровное…
— Кровное, — подтвердил генерал, — он, кстати, лучше многих из вашего поколения. Знаешь, Ванюша, почему?
— Это почему? — обалдело спросил казак.
— А потому, Ванюша, что у него совесть есть. А вот в вашем поколении — ее нету.
— И у меня?
— И у тебя, Ванюша, и у тебя. Ни у кого ее нет. Есть баррикада. Ты по одну сторону стоишь, со мной, с Ильей, с Владимиром Петровичем, с Кузанцевым, с Понятовским. А кто-то точно так же по другую сторону стоит.
— Думаете, предам?
— Нет, не думаю. Не предашь. Но это — не совесть. Это — честь. А честь и совесть — немного разные понятия, Иван, как ни крути. Мы потому и Москву в покое оставили, потому что тронь — и кровушка польется. Русская кровушка. А польется она потому, что в людях совести не осталось. Слава богу, что честь — еще есть.
Хлопнула дверь сауны, высунулась русоволосая фигуристая девица, которую Иван, большой ходок по бабам, нашел в каком-то модельном агентстве. На сей раз на ней не было даже полотенца. Как раз к теме — про честь-то.
— Мальчики, ну вы чего? Мы тут уже замерзли!
— Да погоди ты, б…! — раздраженно крикнул в ответ Иван.
Девица обиделась, хлопнула дверью.
— Грузите вы, Пал Петрович, — мрачно сказал Иван, — иногда лучше и не говорить с вами. По нервам, как ножом по стеклу.
— По-другому не могу.
— Пал Петрович, а что с американцами будем делать? — спросил до этого отмалчивавшийся вэвэшник.
— Что будем делать? Встречать будем. Твоим добром — тебе и челом, как говорится. Только не сейчас. Время есть еще. Идите, девочек порадуйте, заждались они вас. Вот, возьмите.
Генерал подтолкнул тарелку с мясом.
— А вы?
— А я себе сейчас свежего нажарю. Идите. Потом соберемся, думать будем, нечего сейчас голову дрянью забивать.
Ближняя ретроспектива. 28 января 2011 года
Йемен, южнее города Са’даа
Альфа-два-пять
— Наблюдаю активность, сэр. Похоже, завертелось.
Специалист-контрактор ЦРУ Ник Пальметта оторвался от прибора наблюдения, способного давать шестидесятикратное увеличение, лицо его осветилось улыбкой. Чертовы калифорнийцы.
— Не отвлекаться. Давай данные.
— Есть, сэр. Наблюдаю конвой. Две автомашины, первая — «Мерседес»… номер Альфа-зеро-три-найн-танго-виски… машина белого цвета. Следом идет «Рейндж Ровер», старый, номер Танго-три-файв-файв-Чарли-Индия… черного цвета, внимание, окна во внедорожнике открыты, вижу АК-47. У них АК-47, это противник.
Старший группы Дивизиона специальной активности ЦРУ Томас Пикет пробарабанил по клавишам трубки спутниковой связи Thuraya номер абонента, начинавшийся с +88216, — он находился не в Йемене, а в Багдаде, в региональном центре поддержки специальных операций ЦРУ США. Багдадская резидентура ЦРУ в настоящее время была одной из самых больших в мире.
— Что там у вас, Том? — спросил Натан Пекарский, довольно приличный по меркам ЦРУ тип, являющийся их куратором. Соблюдать армейскую дисциплину связи в разговорах он не считал нужным, говорил, как по телефону.
— Сэр, кажется, птичка летит в сеть. Две автомашины, «Мерседес»… номер Альфа-зеро-три-найн-танго-виски, белого цвета. Вторая — «Рейндж Ровер», старый, номер Танго-три-файв-файв-Чарли-Индия… черного цвета. Мой парень увидел в «Рейндже» людей с АК-47. В горах нечего делать таким машинам, сэр.
В оперативном зале ЦРУ, расположенном под новым зданием американского посольства в Зеленой зоне Багдада, Пекарский оторвался от трубки, раздраженно посмотрел на подчиненного, отвечающего за связь.
— Ну, что там?
— Сэр, со спутником наблюдения нет связи. Новый подойдет минут через десять. Видимо, магнитная буря так действует, сэр.
— Черт, я хочу видеть, что там происходит! — вспылил Пекарский. — Вам это понятно?!
— Да, сэр.
— За дело, Тим, за дело! Меня не интересуют ваши бури!
— Да, сэр…
Пекарский уже его не слушал.
— Том, ты можешь провести визуальное опознание?
