Наверное, стоило бы извиниться и перед ним за то, что подвергла его настоящей пытке, когда бедняга пребывал в полной уверенности, что отныне связан с ней на всю оставшуюся жизнь. Но все могло быть иначе, откройся ее глаза раньше, до того как они вообще повстречались. Возможно, в этом случае они могли бы полюбить друг друга… какая поразительная мысль! И все же такое могло бы произойти, не будь она столь эгоистична и полна решимости избавиться от этой помолвки. И не будь он так обескуражен ее оскорблениями и спесивыми манерами. Значит, извиниться перед Дунканом за то, что восстановила его против себя, – все равно что сказать, как она жалеет, что он нашел истинную любовь в Сабрине, а не в ней.
Нет, она об этом совсем не жалеет.
В этот момент Сабрина ей улыбнулась. Довольная Офелия облегченно вздохнула и ответила улыбкой. Но тут же заметила настороженный взгляд Дункана и попыталась развеять его подозрения.
– Здравствуйте, Дункан, – смущенно пролепетала она. – Удивительно видеть вас и Сабрину в городе, тем более что до свадьбы остается совсем немного.
– Мы всего лишь приехали купить кое-какие вещи, которые мои дамы не смогли найти дома.
Хилари Ламберт просияла, услышав, что она тоже входит в число «дам» Дункана, но разговора с Мэри не прервала. Подружки никогда не упускали случая вспомнить о том, как они росли вместе.
– Поздравляю с великим событием, – продолжала Офелия. – Я очень счастлива за вас обоих.
– Будь я проклят, – недоверчиво пробормотал Дункан. – Похоже, вы не притворяетесь…
На вопрос это не походило, но она все же ответила:
– Мы с вами прекрасно поладили бы, не будь вынуждены познакомиться друг с другом стараниями наших родных, но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что Сабрина будет вам лучшей женой, чем я. Она куда больше вам подходит.
Дункан ошеломленно уставился на Рейфа:
– Я сдаюсь, парень. Больше я не нуждаюсь в доказательствах того, что с ней произошло чудо. Офелия действительно изменилась, причем разительно! Это единственное пари, которое я был рад проиграть.
Офелия нахмурилась, но не сразу поняла, что имеет в виду бывший жених. Пока не увидела, как поежился Рейф.
– Это всего лишь комплимент твоим успехам, Офелия, – поспешно заверил он.
Но она словно не услышала.
– Пари? О каком пари идет речь? Вы протащили меня через ад ради проклятого пари?!
– Все было не так, как ты думаешь.
– Не так?
– Именно, – заверил Рейф. – Я знал, что ты способна измениться, как все остальные смертные. Пари было всего лишь моей реакцией на скептицизм Дункана.
Теперь уже Дункан мучительно сморщился, и Офелия это заметила. Сабрина выглядела пристыженной. За своего жениха? Или потому что Офелия слишком громко говорит и может привлечь нежелательное внимание? Люди уже стали оборачиваться. Мэри и Хилари прервали беседу и хором спросили, что случилось. Офелия не ответила: слишком живо представляла, как Рейф и Дункан смеялись над ней, когда заключали пари. Забавлялись на ее счет! Значит, все, что она себе вообразила, все, что сказал ей Рейф, – это ложь?
Она пристально уставилась на Рейфа потрясенным и одновременно убийственным взглядом.
– Значит, все это вы делали ради моего счастья? Оказывается, все дело в деньгах… которые вы ставили на меня. Боже, какой же вы подлый лжец!
– Фелия, даю слово. Я…
Но Офелия уже выбегала из комнаты. Мать поспешила за ней.
– Что случилось? – спросила запыхавшаяся Мэри, пытаясь догнать дочь.
Они даже не взяли свои плащи, и Офелия, не дожидаясь, пока подадут их экипаж, выскочила на улицу. К счастью, экипаж стоял совсем недалеко, и уже через несколько минут они ехали к дому.
– Что случилось? – снова спросила мать.
Офелия не ответила. Да и не смогла бы, как ни старалась: в горле стоял колючий ком, душивший ее. Но слезы, струившиеся по щекам, были достаточно красноречивым ответом. Мэри молча притянула к себе дочь, и душераздирающие всхлипы стали тише, когда та уткнулась носом в плечо матери.
Рейфел стоял в дверях, глядя вслед исчезающему за углом экипажу Офелии. Он опоздал всего на несколько секунд, и то потому, что задержался, чтобы прорычать:
– Огромное тебе спасибо, старина! За все!
– Она ничего не знала о пари? – догадался наконец Дункан.
– Нет, черт возьми, не знала! Кстати, ты видишь на моем лбу клеймо «дурак»?! Нет? Подожди минуту, оно сейчас появится.
– Но какое ей дело до нашего пари? Она изменилась. И больше ее не назовешь адской фурией!
– Она считала, что стала другой, потому что я открыл ей глаза. А теперь она уверена, что я обманом заставил ее преобразиться. И сейчас все мои усилия скорее всего пойдут прахом.
– В таком случае, старина, беги за ней и все объясни. Мне как-то не по себе. Кажется, мы что-то не так сделали.
Глава 36
Наутро, едва дождавшись часа, считавшегося более-менее приличным для визитов, Рейфел прибыл к дому Ридов, но дальше порога его не пустили. Дворецкий сообщил, что дамы не принимают, а графа нет дома. Рейфел вернулся днем и получил тот же ответ. Пришлось подождать на улице. Оказалось, что другим визитерам тоже отказывают. Ему стало легче. По крайней мере дело не только в нем.
Его лакею Саймону тоже не удалось узнать планы дам на сегодняшний день. Мало того, его бесцеремонно выгнали из дома, когда одна из судомоек донесла дворецкому, что Саймон – неизвестно откуда взявшийся чужак. Пришлось последовать приказу хозяина и ожидать в наемном экипаже, на случай если дамы вздумают куда-то поехать. Но они так и не вышли из дома.
Рейфел обнаружил, что тревога – чувство весьма неприятное. Ему следовало еще вчера вечером последовать за Офелией, и, невзирая на поздний час, настоять на встрече. Тогда не пришлось бы ложиться в постель с тяжелым сердцем. Хуже всего была мысль о том, как сильно ранило ее вчерашнее признание Дункана. Он предпочел бы ее гнев. С подобными эмоциями он прекрасно умел справляться.
Рейфу стало немного легче, когда прибывший лакей вручил ему письмо отца, требовавшее его присутствия в Норфорд-Холле. Странно, что оно не пришло раньше! Он редко навещал семью после возвращения в Англию. Отец, должно быть, набрался терпения, ожидая, пока сын приедет в фамильный дом, но это терпение наконец истощилось. И хотя Рейф не считал, что в приказе отца есть что-то из ряда вон выходящее, все же вряд ли стоило его игнорировать только потому, что сейчас не время оставлять Лондон.
Он всю ночь сочинял длинное послание Офелии, но утром разорвал. Объяснения на бумаге кажутся неубедительными и даже могут ухудшить ситуацию, в зависимости от ее нынешнего настроения. Эмоции этой женщины настолько переменчивы, что только его присутствие поможет укротить ее вспыльчивость. И что он должен сказать ей? Что пари было лишь средством привести его план в действие? Что потом уже и пари не имело никакого значения, потому что она стала другим человеком?
