Но такого арсенала, как мой, наверное, не было ни у кого по ту сторону залива – по эту был. По эту копы сами были вынуждены заботиться о себе, и далеко не все оружие, изъятое в ходе рейдов у членов ИРА, регистрировалось и передавалось на уничтожение. Лучшее пробивали по базе. И если за ним ничего не числилось, разбирали по рукам. Я, например, умудрился скопить арсенал на чердаке и имел еще три заначки в разных местах – на всякий случай.
Итак, вооружение. Уже упоминавшаяся «М16А4» с подствольником, которую в прошлом году выкопали на одном из кладбищ из могилы
[70]
. Обдирать
[71]
такое оружие не стали, все равно засветились, поэтому я взял его себе вместе с патронами и гранатами. Еще я взял «на дело» изъятый недавно автомат Калашникова, русского производства, какие сейчас изымали в большом количестве. Тогда меня привлекло то, что к найденным нами шести автоматам – целый ящик – придавались глушители и стояли планки для оптических прицелов. Оптический прицел я прикупил легально – германский «Leupold», дорогой, не поскупился. Зато теперь это был и автомат, и снайперская винтовка для ближней и средней дистанции, причем бесшумная, как говорится – «в одном флаконе»…
Ну, и снайперская винтовка в нашем походе совсем не помешала бы. Снайперская винтовка у меня была знатная, ее в числе прочего оружия изъяли на борту одной дорогой яхты, которая пришла в Белфаст из Бостона – таким образом оружие в страну тоже попадало, и до открытия поставок русского оружия этот путь был основным. Помимо пистолетов и пистолетов-пулеметов тогда изъяли эту снайперскую винтовку – кто-то не поскупился, она очень дорогая. «Robar-50» – фирма «Robar» выпускает дорогое оружие, а эта винтовка была еще и пятидесятого калибра. Так называемая «пятилинейка» – снайперы русской армии до сих пор предпочитали старое обозначение калибров. В отличие от того же «Barrett», делавшего винтовки «высокотехнологично выглядящими» для армии, мастера из «Robar» сделали это чудо для стрельбы на дальние дистанции похожим на обычную винтовку. Только ствол непривычно длинный и толстый да магазин большой. Ложе пластиковое, камуфлированное, без пистолетной рукоятки – оно еще и складывается для транспортировки, как и у большинства снайперских винтовок этой фирмы. Но эта винтовка – что в ней было ценного – сделана полностью вручную, а ствол был просто ювелирным изделием. Робби Баркман, глава этой фирмы, сам профессиональный стрелок и владелец названной в честь себя фирмы, знал, что делает – из его винтовок не раз выигрывались открытые чемпионаты САСШ по стрельбе на одну тысячу ярдов. Ну и патроны к ней – тоже произведение искусства, этакие маленькие ракеты, собранные вручную, взвешенные на электронных весах и способные поразить одиночную цель с тысячи двухсот ярдов.
– Полиции такое не выдают, – сказал я, набивая магазины патронами, – полиция такое добывает себе сама. Каждый, кто хочет еще немного пожить, имеет дома такой вот арсенал, и к чертям закон! Если хочешь, можешь написать на меня рапорт. Когда вернемся…
– Ты шутишь, босс? – Грей присоединился ко мне в нелегком, муторном деле наполнения магазинов. – Да я тебя в задницу готов поцеловать. Если бы еще гранатомет был…
– Вот чего нет, того нет. Но есть гранаты. Десять штук. По пять на каждого, думаю, хватит. А насчет задницы… ловлю тебя на слове…
Самое хреновое – то, что между Северной Ирландией и обычной и впрямь нет границы. Более того – соорудить ее проблематично. Вся пограничная зона – а по длине она огромна – это либо невысокие холмы, либо реки, либо проселочные дороги. И с той стороны, и в ту сторону – ходили постоянно…
Я затормозил, когда, по моим прикидкам, до границы было ярдов под пятьсот, не больше.
– Выходи, поассистируешь… – я вручил Грею бинокль, совмещенный с дальномером.
– В смысле?
– Нам нужно подняться вон туда, – я указал рукой направление, – причем скрытно. Не забыл, что такое скрытность, САС?
– Нет.
– Отлично. На час от машины. На холме там, дальше по ходу. Что ты видишь? – я раскладывал приклад у винтовки, собираясь опереть ее сошками об землю.
– На час… вижу! У него автомат. И… кажется, радиостанция.
– Это дозорный ИРА. Мы можем проехать мимо – возможно, он даже не станет в нас стрелять. Но, безусловно, сообщит по рации о нашем появлении. Или мы его завалим и выиграем часов шесть – раньше его не сменят, а холмы здорово глушат и искажают звук выстрела. В любом случае, придя сюда, его сменщик обнаружит только труп. Труп не сможет сказать, сколько нас, на какой мы машине и куда поехали. Итак?
– Мне это не нравится, босс.
– Мне тоже. Но решение надо принимать. Я хочу, чтобы принял его ты. Итак?
– Валим, – подумав, сказал Грей.
– Уверен?
– Уверен.
– Тогда наводи!
Грей устроился рядом с биноклем.
– До цели… девятьсот три ярда… Извини, ветер на глаз… северный, узла три.
Поганое дело. В стрельбе я, конечно, практиковался, по мере сил и возможностей – но с таким калибром… да в Британии стрельбищ, где можно использовать снайперские винтовки такого калибра, одно-два и обчелся, и все они военные или полицейские. Мало таких винтовок, здесь вообще пулевую стрельбу не особо уважают, не то что в САСШ или России. А пятидесятый калибр и девятьсот ярдов – без единого пристрелочного выстрела и с холодного ствола, да еще с последней практикой четыре года назад…
Но и ударить в грязь лицом перед сапогом
[72]
нельзя…
Винтовка толкнула в плечо, подобно боксеру, но в то же время плавно и несколько растянуто, пороховые газы рванулись из щелей дульного тормоза, сбив росу с травы. Отчетливо запахло сгоревшим порохом…
– Слушай… – Грей смотрел в бинокль, – есть ведь… Есть!
С той стороны было несколько ферм, которые могли использовать для пыток и ликвидаций. Боевики ИРА чувствовали себя на той стороне в безопасности – поэтому внутри организации наличие таких вот ферм особо не скрывалось, а в экзекуциях обычно участвовало большее количество членов ИРА, чем необходимо. Все это делалось с умыслом – что бы ни говорили в газетах, Четырнадцатое разведуправление сопли не жевало, да и мы, Особый отдел, без дела не сидели. Кто стучал за деньги, кто скрывал свои прегрешения, кто стучал за то, что британцы вывозили семьи и селили их в относительно комфортных лагерях беженцев, помогали подыскать хорошую работу. Короче, стучали. Предателей в ИРА было много, еще больше – потенциальных. И вот для того, чтобы устрашить и реальных предателей, и потенциальных, как раз и производились такие экзекуции. Людей не просто убивали – людей убивали максимально зверскими способами, с пытками. Иногда захватывали и пытали членов семьи на глазах у предателя. А те, кто при этом присутствовал, потом распускали слухи. Если ты смотришь, видишь своими глазами, как человека распинают, или распиливают пополам, или забивают гвозди ему в голову, или перерезают горло проволочной пилой… в общем, хоррор обеспечен, и неделя бурного обсуждения в пабах и распивочных – тоже.
