Чебак повинно опустил голову.
— Винтовку оставляешь здесь, пулемет тоже — и мухой за рацией!
— Есть!
Чебак побежал вниз, чуть не падая.
— Мы и в самом деле, — проговорил Петров (это было для него необычно, потому что в жизни он предпочитал молчать), — как рвануло, мы подумали, хана казаку.
— Казака на такое не возьмещь. Но эти гаврики и впрямь на чего-то нацеливались…
— Слушай, командир, — сказал Петров, — ты помнишь, как в нас первый раз выстрелили?
— Ну?
— Из чего стреляли?
Сотник припомнил — получалось хреново, башка ныла по-страшному.
— Из «токаревки», так ведь засандалили?
— Мабуть, и так. И что?
— А вот что. Двое — одинаково одеты, спецы — без вопросов. И оружие спецовское. И рожи… что-то мне подсказывает, что сильно не местные. А третий… левый какой-то, словно вообще не при делах был, так, мимо шел. Сечешь?
— Проводник?!
— Сечешь. Значит, не сильно шарахнуло.
— Так он, выходит?..
— Выходит. Чебак перед поворотом тормозить стал. На машине пулемет, сама машина казачья. Вот он и шарахнул — без команды. Эти стали отходить — и нарвались…
— Странно. Не похожи эти, в черном, на тех, которые нарываются.
— Мы местных реалий не знаем. Спроси при случае, что полагается делать при обстреле, если идешь не в колонне. Зуб даю — по возможности увеличить скорость и проскочить место обстрела. Вот они отходили — и не парились особо на этот счет. Снайпер прикрывать сел, эти двое дорожку топтать пошли. Сколько нас в «Егере» могло быть? Ну, человек семь — по максимуму. Кто же мог знать, что мы такие отмороженные, что машину остановим и вчетвером рванем на прочесывание лесного массива. Они не ожидали, поэтому и откинулись. Если бы нас ждали, подпустили бы поближе, сначала бы из «Шмеля» обоими зарядами вжарили, потом бы добили тех, кто трепыхается. Снайпер опять-таки поработал бы. И свалили бы, а мы бы тут лежать остались.
Сотник прикинул — а по-другому и не получалось.
— Голова… — похвально сказал он.
Снизу, запыхавшись, вернулся Чебак, с рацией.
— Господин сотник, рация.
— Вижу. Теперь штаб мне дай.
Чебак развернул рацию — она была новой, антенна представляла собой нечто вроде раскладывающегося круглого веера на подставке. Не то что старые модели, у которых для работы надо антенну на ветку забрасывать.
— Ковыль, я Город. Ковыль, я Город, прошу связи.
— Город, я Ковыль, принимаю отчетливо.
Чебак протянул гарнитуру связи сотнику.
— Ковыль, я Город. Нахожусь… не знаю, где нахожусь, рацию на сигнал поставлю. Атакован снайпером, уничтожил группу духов, в количестве трех. Потерь не имею.
— Город, я Ковыль. Вы под огнем?
— Никак нет. Но предполагаю наличие фугаса, заложенного на дороге. Собственными силами обнаружить не могу.
— Принял. Оставайтесь на месте. Посылаем подкрепление воздухом, на подлете обозначите себя. Одна красная, как поняли?
— Понял, одна красная.
— Верно, конец связи.
Сотник вытер пот со лба.
— Чебак, Петров, выдвигаетесь к машине. По прибытии «вертушки» дадите сигнал — одна красная. Певцов — со мной.
— Есть!
Вертолет прибыл довольно быстро — услышав шум вертолетных лопастей, снизу, от дороги, как и было условлено, пустили одну красную. Вертолет пошел на снижение, прямо на дорогу. Чебак и Петров тормознули едущих по дороге поляков — вообще ездили тут мало, проселок как-никак, развернули обратно.
Прибыли в полном составе: Дыбенко, Чернов, еще четверо саперов под командованием хорунжего Богаевского, несколько казаков из числа отдыхающих смен. Наскоро переговорив с хорунжим Петровым, Дыбенко и Чернов стали выдвигаться вверх по склону.
Есаул, поднявшись к месту подрыва, наскоро огляделся, заметил изрешеченные шрапнелью стволы деревьев, присвистнул:
— Повоевали…
— Так точно! — поднялся сотник.
— Ты не такточничай… — осадил есаул, моментально въехав в тему, — сильно?
— Никак нет. Верхом прошло, волной шандарахнуло только.
— Шандарахнуло, говоришь… В ПВД врачу покажешься, как прибудем. А это — с двухсотых, что ли, снял?
Есаул указал пальцем на составленные рядком стволы…
— С них…
— Бардзо добры карабин…
[47]
— Чернов легко подхватил тяжелую «Эрму», приложился, — бардзо добры карабин, давно таких не видел.
— Там еще круче… — сотник кивнул назад.
Есаул легко поднялся повыше, и через несколько секунд оттуда донеслось сакраментальное «ё…».
Чернов положил винтовку туда, где она лежала.
— Что там? — он кивнул наверх.
— «Шмель», — коротко ответил сотник, — чуть не попали под него.
Подъесаул покачал головой.
— Кратко — как?
Сотник прикрыл глаза — вспоминая.
— Ехали по дороге, не трогали никого. Тут выстрел, затем еще один — одиночные. Вышли из зоны обстрела, тормознули. Принял решение прочесать массив.
Чернов покачал головой.
— Ты совсем охренел в атаке, сотник. Вчетвером — на прочесывание идти? Хоть бы помощь вызвал.
— Пока бы вызывал — они бы ушли. Первым уделали снайпера. Потом уделали еще одного — тот как раз из «Шмеля» готовился вжарить. Думали, их двое — снайпер и наблюдатель. Я вперед пополз, нащупал растяжку. Тут третий — затихарившийся до поры — мне гранатку подкинул. Я вниз по склону ушел и ему парочку в ответ подкинул, да еще и снайпер огнем прижал. Потом третью кинул — тут МОНка сдетонировала. Кратко — все.
Подъесаул еще раз покачал головой.
— Ты, Велехов, совсем с головой не дружишь.
— Я воевать наполовину не умею, — резко ответил сотник.
— То-то и оно. Только учти — тут мирняк кругом. И крошить его направо-налево — тоже не дело. У нас основная задача — контрабанду задерживать и контрабандистов вместе с ней.
— Я и не собираюсь крошить.
Есаул спустился вниз.
— Даешь жару, Велехов. У некоторых таких трофеев за всю командировку не бывает. А спарка «Шмеля» в нашем секторе вообще на моей памяти не попадалась. К Егорию
[48]
представить не могу, сам понимаешь, — но благодарность объявлю. Вечером. В жидком виде.
