— Слышал…
— На первом курсе наказали и меня — придрался один из офицеров. Я никогда этого не забуду.
Я кивнул.
— И не стоит забывать. Честь — она одна.
Вот тебе и британское влияние. Первое, что приходит в голову наследному принцу Персии, когда он вспоминает свое обучение в Сандхерсте, — это воспоминание о порке и перенесенном унижении. Осторожнее в этих вопросах надо быть принимающей стране, осторожнее.
— Но я отомстил и восстановил свою честь!
— Вот как? И каким же образом?
— У этого офицера был автомобиль. Потом его не стало…
О как! Тоже многое говорит о характере человека. Недаром предупреждают — не болтай! Даже из внешне невинной болтовни делаются далеко идущие выводы.
В вертолете повисло молчание, разбавленное только мерным рокотом турбин.
— Вы, наверное, хотите знать, как бы я поступил на вашем месте, ваше высочество? Не знаю, в России такого нет и быть не может. Возможно, поступил бы точно так же…
Тут я покривил душой. Скорее всего, открыто подошел и ударил бы, дал бы пощечину. И потом ушел бы из училища.
— Они говорят, чтобы повелевать, надо научиться подчиняться.
— Это верно. Но телесные наказания — это бесчестие…
И тут остановились турбины вертолета…
Турбины остановились одновременно, на этой модели Сикорского их было две, происхождение свое они вели от военных образцов и славились надежностью. Но тут они остановились — моментально, неожиданно. Просто привычный, давящий на нервы гул, разбавленный хлопаньем винта, вдруг исчез — и наступила странная, оглушающая тишина…
— Держитесь!!!
Вертолет еще летел вперед по инерции, но уже начинал заваливаться на нос.
В два прыжка я оказался у перегородки, отделяющей пилотов от салона, там была дверца — я почти выломал ее, открывая. Вертолет уже заваливался вперед, я навалился на перегородку, надеясь удержаться.
— Авторотация! Быстрее!
Какая, к чертям, авторотация — оба пилота уже возносили молитвы Аллаху. Придурки, время ведь у них было. Проклятые арабы, сколько с ними в армии и на флоте намучались. Если русский борется за жизнь до конца, то эти просто начинают молиться.
В носовом остеклении вертолета уже ничего не было видно — только стремительно приближающаяся бурая вода залива. Бурая настолько, что сразу понятно — мелководье и недалеко от берега.
Я успел дотянуться и включить авторотацию — хотя было уже катастрофически поздно, вертолет падал с безумным креном, хорошо, что с небольшой высоты. Последнее — вырубил электропитание, «вырубил массу» — так говорят пилоты. Мы падали носом вперед — самое плохое, первым по воде ударит винт, осколки полетят в разные стороны. Остается надеяться на то, что вертолет бронированный. Выправлять было уже поздно.
— Держитесь!
Вертолет с размаху ударился о воду, кувыркнулся — но полный кувырок не позволили совершить врезавшиеся в воду лопасти несущего винта. Конечно, они не выдержали — лопнули с чудовищным треском, но дело свое сделали.
Меня бросило на борт вертолета, с размаха, в глазах потемнело от боли. Но я успел сгруппироваться и даже не потерял сознание. Люки вертолета были задраены, сам вертолет провернуло, он лежал на боку и быстро, поразительно быстро тонул. Хотя воздушный пузырь в салоне еще сохранялся, но это скорее плохо — несколько метров вниз — и давление воды просто не даст нам открыть аварийные люки.
Черт!..
Полуидя, полуползя, перебираясь, как обезьяна, по салону, верней, по тому, что от него осталось — два кресла сорвало с крепления, одним из них накрыло принца, — я добрался до аварийного люка. Рванул — и…
Ничего…
— Твою мать! — во весь голос заорал я.
Старая добрая «поговорка», бытующая среди нижних чинов, помогла и на этот раз — со второго рывка, такого, что чуть не оторвались пальцы, люк отошел, и вода хлынула в салон грязным бурым ливнем…
— Ваше высочество!
В таких случаях никогда не следует выбираться из вертолета сразу — вы просто не сможете это сделать, вода врывается внутрь под давлением, она не пустит вас. Надо немного подождать, пока давление вне салона вертолета и внутри него сравняется, — и только тогда выбираться. Если же запаниковать — смерть.
Выругавшись, двинулся вперед, стараясь не упасть, не хлебнуть воды. Отшвырнул кресло — принц был жив, он вцепился в кресло и даже не отстегнул ремень безопасности после удара о воду. Мертвенно-бледное лицо и исполненные безумия глаза. Он тонул, знал, что тонет, — и не делал ничего, чтобы избежать подобной участи.
Я сунул руку в бурлящую воду, нащупал застежку ремня как раз в тот момент, когда голова принца скрылась под водой. В ушах шумело — врывающаяся в корпус вертолета вода все больше и больше сжимала остатки воздуха.
Рывком поднял принца из кресла, как следует встряхнул.
— Приди в себя! Надо выбираться!
Принц ничего не ответил, он смотрел на меня, и в его глазах была паника…
— Пошли! Вдохни глубоко и задержи дыхание! Вдохни и задержи дыхание, иначе не выберешься!
Принц истово закивал, казалось, еще немного — и голова оторвется.
Воздуха становилось все меньше, он пах бензином, водорослями. Был еще какой-то запах — противный такой, сырой. Времени оставалось все меньше — несколько секунд, и воздуха в корпусе не останется вообще.
— Готов?! Не вдыхай, пока не будешь на поверхности, — иначе умрешь!
На сколько мы уже погрузились? Пять метров? Десять? Больше?
Принц судорожно хватанул ртом воздух…
— Смирно! — заорал я на английском.
Подействовало — принц автоматически принял уставную стойку, прижав руки, — и я, присев и обхватив его, толкнул вверх, в люк. На какой-то момент он застрял — даже холодом по душе прошлось, но нет. Еще толчок — и Хусейн покинул злополучный вертолет.
Мне воздуха уже не осталось, но мне он и не был особо нужен. Одно из развлечений училища — кто дольше всех продержится на дне бассейна только на том, что есть в легких. Из нас, будущих диверсантов, меньше пяти минут не было ни у кого. Хотя глаза из орбит лезли.
Погрузились мы на удивление неглубоко — я это понял, как только сам прошел люк и глянул наверх. Чуть-чуть, совсем немного — но солнце еще пробивалось сюда, в эту толщу воды. Здесь оно не светило — просто вода выше была чуть светлее, чем внизу, там, куда медленно погружался вертолет. Метров семь-восемь для диверсанта-подводника, пусть и бывшего, — это не глубина, даже декомпрессия не нужна. Да и какая, ко всем чертям, декомпрессия…
Принц!!!
Принца я нашел, когда перед глазами уже поплыли разноцветные круги, — просто ухватил его за одежду. Принц тонул. Как я и опасался, воздуха он явно попытался глотнуть — на глубине. Перехватившись поудобнее, я начал подниматься вверх, к солнцу, таща за собой наследного принца Персии…
