Оперативники АТОГ мрачно переглянулись.
– Все в порядке? – обеспокоенно спросила Марианна. Каждый раз, когда она так смотрела, я чувствовал себя не в своей тарелке.
– Пока да. Запиши номер этой машины, чтобы было в порядке и впредь…
На заднем ряду сидений «Субурбана» – хотя здесь правильнее было бы говорить не «заднем», а «среднем», потому что в «Субурбане» три ряда вполне полноценных сидений, – находились два человека, хотя могли поместиться и четыре, если без претензий. Еще двое сидели впереди, один за рулем, один развалился на переднем пассажирском. Переднее пассажирское сиденье было королевской ширины, раньше американцы вообще делали машины со сплошным диваном впереди, и там могли ехать сразу четверо.
Тот, кто сидел на переднем пассажирском, дешевый черный костюм, витой шнур наушника, нормальная, не армейская стрижка, черные очки, сложенные и зацепленные за дужку на нагрудный карман рубашки, повернулся ко мне.
– Сэр, у вас есть оружие?
Я ответить не успел – вмешался Дункан:
– Нет у него оружия. Рик, остынь!
– Сэр, я должен проверить…
– Нет у него оружия, сказано! Он только недавно прилетел в страну, а сейчас вышел из Минюста! Оставь его в покое.
Пожав плечами, телохранитель отвернулся.
Какое-то время – полчаса, не меньше – мы колесили по вашингтонским улицам. Протискиваться по ним на «Субурбане» было непростым занятием, это тебе не Нью-Йорк, где все улицы прочерчены как по линейке, но водитель был опытным и привык именно к этой машине. Потом мы съехали с дороги, по моим прикидкам – совсем недалеко от Пентагона, в городе этом я не жил, но карту запомнил и примерно представлял. Там был большой гараж, несколько этажей вверх и еще несколько вниз, такие часто строят в крупных городах САСШ, это называется «перехватывающие» гаражи, и от них, по задумке, надо было ехать общественным транспортом. Сейчас в нем было полно машин и ни одной живой души. Мы поехали по спирали вниз, на нижние этажи, я незаметно (надеюсь) посмотрел в сторону, чтобы видеть, как сидят в машине остальные. Мало ли…
Внизу, в проезде между рядами машин, что категорически запрещено правилами парковки, стоял «Кадиллак Брогэм Лимузин» в правительственном варианте, в гражданских машинах делают фальшивые или настоящие стекла на удлиняющей машину вставке, а тут вставка глухая. Сама машина для лимузина короткая, вставка длиной всего двадцать дюймов, сам «Кадиллак» явно бронированный, за решеткой радиатора – синие и красные проблесковые фонари, на лобовом стекле – какие-то голограммы, которые сейчас используются в автоматических пропускных системах, луч лазера сканирует их и решает, перед какой машиной поднимать шлагбаум. Судя по всему – лицо, пригласившее меня на тайную встречу, решило явиться сюда лично.
В полном молчании я толкнул дверь «Субурбана» – вышел, пошел к «Кадиллаку». Там с переднего пассажирского сиденья вылез охранник, почти точная копия того, что собирался меня обыскивать в «Субурбане», заступил мне дорогу. Я поднял руки, он обвел вокруг меня небольшим сканером, размером с два сотовых телефона, потом отступил, открыл дверцу пассажирского отсека лимузина. Я заглянул туда, прежде чем сесть, – там действительно сидел тот человек, который прислал мне визитную карточку.
Джон Уайт. Министр безопасности Родины. Царь разведки – североамериканцы использовали русский титул «царь», чтобы подчеркнуть обширность прав и полномочий по новой должности. Один из самых опасных и осведомленных людей в САСШ.
Что мы знали о нем? Много – и в то же время ничего. Получил образование, работал в нескольких странах – в атташате, послом. Сильно замарался в Сальвадоре. Побывал и в Мексике. Крайний республиканец. Отличное образование, работал в нефтяной отрасли. Во время президентства Фолсома-отца на дипломатической работе. Дружен с Мисли, вице-президентом страны – поэтому попал в команду, видимо, его изначально прочили на высший пост в разведке. Выборы Меллон-младший выиграл с помощью чудовищных махинаций, впервые эти махинации проводились так открыто, и впервые получилась ситуация, что североамериканским президентом стал человек, за которого отдали голосов меньше сограждан, чем за его конкурента. Все дело в коллегии выборщиков – в Североамериканских соединенных штатах люди выбирают не президента, а выборщиков, относящихся к той или иной политической партии, а выборщики уже выбирают президента. Поговаривали, что лучше бы президентом сразу выбрали Мисли, а не дурачка Фолсома.
Но это – надводная часть айсберга. А подводная – Джон Уайт, как и Джек Мисли, относился к чрезвычайно опасной группке неоконсерваторов, многие из которых являлись сионистами, а некоторые в молодости относились к троцкистам! Крайне левые, ставшие со временем крайне правыми, как по мне, опаснее людей нет. Троцкизм – смертельно опасная идеология, зовущая к мировой революции, к бесчинствам, к мировому пожару, она еще опаснее большевизма. В тридцатые-сороковые годы троцкисты в этой стране часто просто пропадали без вести, и никто, ни один человек не посмел потом плюнуть на могилу Гувера за это. Джон Эдгар Гувер и Хьюго Лонг – вот те люди, благодаря которым эта страна в те годы не рухнула в пучину второй гражданской войны и коммунистической революции, за которой неминуемо последовало бы вторжение. Троцкизм был религией молодежи, взрослея, они приходили во власть и меняли убеждения – но не методы! Саботаж, террор, диверсии – вот методы троцкистов и коммунистов.
Вот поэтому Россия снова с тревогой смотрела за океан. Каждое заседание Совета национальной безопасности САСШ теперь начиналось с еврейской молитвы, агрессивные сионисты проникли в американское правительство, и теперь САСШ, сами того не желая, могли играть на стороне запрещенных сионистских организаций. А требуют они ни много ни мало – воссоздания государства Израиль на землях, отторгнутых у России! Для сиониста людьми являются только евреи, другие для него не люди, а гои. Изгой, то есть – из гоев, не человек, его можно обмануть, ограбить, убить. Чаще всего обманывают, но случается всякое. Самое страшное может случиться, если сионисты придут к власти в какой-то крупной стране – ради Израиля, нового Сиона, они бросят всю эту страну в пучину бедствий.
– Я знаю, вы говорите по-английски, это так? – спросил меня царь разведки.
– Да, сэр, это так. Я владею английским, – ответил я на его языке.
– В таком случае вы не будете возражать, если мы станем общаться на моем языке? Я не знаю русского, только несколько слов.
Одно из них, наверное, водка, еще одно – валенки. Почему-то Россия обычному североамериканцу представлялась пустым и злым местом, где двенадцать месяцев в году метут метели, люди постоянно пьют водку и ходят в валенках. Увы, туристический и прочий обмен между нашими странами был не так велик, как бы нам хотелось, а большая часть североамериканцев ехала к нам туда, где нефть – на Восточные территории. С нами активно работала довольно небольшая в рамках всего североамериканского общества группа людей, в основном бизнесмены. Те подолгу жили в нашей стране и знали, что Россия – предельно развитая технократическая держава с удобными условиями для всяческого вида коммерческих предприятий. Остальные России просто боялись, не в последнюю очередь за счет волн медийной истерии, поднимавшихся в североамериканских СМИ с завидной регулярностью.
