Ну, вот и что с этим будем делать?
– Господин вице-адмирал, извините…
Я обернулся. За мной стоял один из дежурных.
– Господин капитан приглашает вас спуститься в информационный центр. Кажется, там что-то есть…
Один из признаков разведывательного судна – интенсивный обмен информацией. Современные БПЛА предполагают обмен информацией в режиме реального времени, мы же, дабы замаскировать свои истинные намерения, отказались от этого. БПЛА летали по заданному маршруту и никакой информации нам не передавали, она записывалась на накопитель, как в начале восьмидесятых, и по завершении миссии извлекалась и расшифровывалась. Пошли мы на это потому, что у нас – не боевые условия, а поисковая операция, упавший самолет из джунглей никуда не денется и радиоактивные пятна, если таковые обнаружатся – тоже. Кстати – радиоактивных пятен могло и не быть, это в зависимости от того, что самолет вез и с какими повреждениями он упал. Если он вез радиоактивный графит или отработанные ТВЭЛ и при падении хотя бы один из контейнеров потерял герметичность – то тут будет зона ядерной катастрофы. Если он вез кустарно сделанное ядерное взрывное устройство, одно или несколько, то тут будет просто небольшой выброс радиации, если, конечно, корпус устройства полностью не разрушился. Я склонялся к мысли о том, что все-таки самолет относительно безопасен, иначе после первого же сезона тропических дождей всю радиацию с грязью вынесло бы в Амазонку и не заметить ее было бы невозможно. Но могло быть всякое.
Итак, утром вернулся очередной беспилотник, его зацепили и подняли на борт. Информацию извлекли – благо современные накопители информации могут содержать гигабайты данных на накопителе размером с большой палец – и отправили на расшифровку. У нас здесь довольно приличные условия для этого – погрузили два стандартных армейских контейнера с аппаратурой. Сначала вся информация прогоняется через компьютер сплошняком, потом компьютер отмечает отдельные, чем-то выделяющиеся из ряда кадры, увеличивает и немного чистит изображение. Потом отобранные кадры просматривают уже люди. За все время, пока мы все это смотрели, мы нашли несколько индейских стоянок, кажется, несколько лагерей то ли наркобандитов, то ли политических бандитов, один подпольный золотой прииск. Но ничего действительно бросающегося в глаза не было.
Когда я вошел в центр расшифровки – все, кто там был, склонились над столом, подсвечиваемым снизу – для дешифровки снимков. Мне, конечно же, дали место у стола.
Сверху все это похоже на линию в сплошном море джунглей. Линия прямая, а вот прямых линий в природе мало.
– Аэродром? – спросил я.
– Судя по виду, да, сэр, – ответил мне один из североамериканцев, – но очень старый. Ни одному самолету там не взлететь.
– Почему тогда он не зарос?
– Гербициды, сэр, они отравили землю. Мы с этим не раз и не два сталкивались, в Колумбии такого полно.
– А что, тут где-то рядом плантация?
– Нет, в том-то и дело, сэр. Условия совершенно неподходящие ни для выращивания наркотиков, ни для их переработки.
– Тогда что же вас привлекло?
– Две вещи, сэр. Первая – эксплорер (так они почему-то называли беспилотник) засек здесь радиационное пятно.
– Сильно?
– Не так уж, сэр. Но радиация есть, за несколько дней можно нахвататься.
– А второе?
Мне передали еще один снимок и лупу. Я положил его прямо на лампу, наложил лупу, нагнулся…
Пресвятой Бог!
Передо мной на краю просеки лежали несколько скелетов. Выложенных в ряд. То, что я воспринял как белые точки, на снимке большего разрешения оказалось черепами.
– Судя по положению тел, это все не просто так. Их выложили рядком и бросили. Причем когда на костях еще было мясо. Все кости лежат правильно, скелеты так не перенесешь.
– Расстреляли?
– Непонятно, сэр.
Могло быть и такое теоретически. Самолет выполнил рейс с грузом, по прилете команду выстроили рядком у кромки полосы – и из автомата. Но маловероятно, слетанная команда, имеющая опыт взлета и посадки в таких условиях, ценится куда больше, чем, к примеру, самолет. Самолет можно новый купить, у наркомафии денег полно. А вот команда…
Если только схлестнулись конкуренты. Иначе – никак.
– Еще что?
– Больше ничего, сэр.
– Второй эксплорер уже послали?
– Немедленно, сэр. Первый спешно подготавливаем к повторному вылету.
– Карту. Наложите.
Мы мрачно смотрели на карту – глухомань еще та. «Сикорские» – на пределе возможностей, на обратный полет топлива уже не хватит. И это – морские вертолеты, переделанные тральщики с их огромными баками! Сухопутным – и вовсе там делать нечего.
Я примерно прикинул – от Амазонки, точнее, от одного из ее притоков – километров шестьдесят по джунглям. Никакой дороги туда нет, населенных пунктов – тем более.
– Какая-то информация есть?
– Нет, сэр. Район считается ничейным, тут только индейцы.
– Степень агрессивности?
– Неизвестно, сэр.
– Экспедиции?
– Крайняя проходила вдоль русла притока, вглубь – не уходила.
– Что за экспедиция?
– Минуточку, сэр… Персидское этнографическое общество. Экспедиция восемьдесят девятого года.
О как!
– Э… а существует функция отбора? Мне важно знать обо всех экспедициях Персии на этом континенте.
– Да, сэр, минутку.
Пропустили! Дураки, пропустили! Еще тогда пропустили, в Персии. Этнографические экспедиции – отличное прикрытие для разведывательной деятельности. Одному богу известно, когда шахиншах все это задумал и начал претворять план в реальность. С этнографическими экспедициями в глухие места надо было разобраться еще тогда! А мы ничего, кроме Афганистана, не видели.
– Готово, сэр. Распечатать?
– Не нужно. Перегоните на диск, на досуге посмотрю.
– Есть.
– Досягаемость по вертолетам? Головин?
Головин, который у нас по судовой роли был старшим авиагруппы, скептически покачал головой:
– Сомнительно, сэр. Мы не сможем действовать в этом районе, нужен какой-то промежуточный лагерь. Нужно завезти туда топливо…
– Джентльмены, мы что-то нашли?
Мы все обернулись – конгрессмен держал в руке большого тунца и смотрел на нас. Черт, еще и это…
– Я должен лететь.
Так и есть.
– Сэр, не думаю, что это хорошая идея, – заявил я, потому что функция удерживания конгрессмена от неприятностей на расстоянии была и за мной тоже, – это чрезвычайно опасное место, поверьте. Там нечего делать.
