– Да, я это помню.
– У меня был сын. Он служил в Первом Конном полку. Носил шнур взводного. Когда пришли арестовывать командира, полковника Ирли, сын пытался его защитить. Как мне рассказали позже. Пришедшие пригрозили предать казни семью полковника, а у того было шестеро детей, – хозяин таверны вздохнул судорожно, я заметил, как задрожали его руки. – Поэтому полковник Ирли приказал сыну сдаться. И сдался сам. Их увезли в усадьбу генерала Майра, там всех пытали. Сын пришелся просто кстати, его не было в списках на арест. К утру, стараясь получить с него показания на полковника Ирли, его запытали до смерти.
Звон в голове, не чувствую руки, которая держит бокал. Прикрыл глаза – перед глазами картина серого утра, каменные стены, огораживающие усадьбу арестованного генерала, крики пытаемых, едва доносящиеся из подвала через крошечные окна. Запах паленого. Костры. И ощущение победившего зла. Великого зла, которое перемалывало своих жертв.
– Сейчас у него, того, кто убил моего сына, триумф. – Хозяин выпрямился, допил залпом вино и сразу налил следующий бокал. – Он забрал себе всю власть в видимых землях. Что дальше? Кого надо будет еще арестовывать по ночам и пытками убеждать в том, что они враги? Какая следующая ступень? Я сейчас пью, потому что мне страшно. Я одинок, я никому не нужен, казалось бы, чего мне страшиться? А мне страшно за всю эту страну, этот наивный и тупой народ, который радуется казни чужого владыки, не понимая, какая петля сейчас затягивается на шее каждого. Допивайте, я налью вам следующий. И потом идите, не надо платить. Я ведь знаю, что аресты совершали наемники, которых привезли в Альмару ненадолго. И среди них были вольные, мне рассказал слуга из дома полковника. Допивайте и идите. Мне нечего больше вам сказать.
8
Я не помню, как дошел до пансиона в тот вечер, настолько был пьян. Не знаю, снилось мне что-то или нет, но спал я плохо, часто просыпаясь. Окончательно разбудил меня хозяин, постучав в дверь комнаты:
– Мастер сотник, там вас у дверей дожидается курьер!
– Хорошо, я выйду! – крикнул я через дверь.
Одевшись кое-как, вышел на крыльцо. Курьером был человек в форме почтовой стражи, протянувший мне пакет.
– Приказано вручить лично, – сказал он.
– Благодарю.
У себя в комнате сломал сургучную печать, вытащил лист бумаги с несколькими небрежно написанными строчками.
«Мастер Арвин, прошу вас уделить время на визит. Буду ждать вас сегодня около полудня в задней комнате почтовой станции, что находится в Лурре. Просто назовите почтмейстеру мое имя, вас проведут.
Надеюсь, что вы достаточно благоразумны для того, чтобы сохранить содержание этого письма в тайне от всех.
Ваш искренний доброжелатель,
Бирр».
Бирр. Сам глава «верных», сидевших вчера с князем. Что может быть нужно ему от меня? Не арестовывать же за вчерашний разговор с хозяином таверны меня собираются? И не так арестовывать принято. Прислали бы вместо курьера отряд… таких, как я тогда, во время переворота, и все.
Зачем я еще могу быть ему нужен?
Из-за Арио. Арио Круглый потерял силу и влияние, но он жив, он цел и именно он привез Вайму в цепях его заклятого врага. Круглому словно пелена на глаза упала, он не видит, что каждая его новая услуга лишь приближает тот день, когда князь его уничтожит. Это оскорбляет князя, напоминает ему, что он может быть кому-то обязан, а владетели не бывают обязаны. Обязаны им. Все и всем.
Мне не хочется видеть Бирра, равно как и кого-то иного из его людей. Мне не хочется видеть Арио и даже Злого с Тесаком. Мне просто хочется оседлать коня и уехать куда-то, и сдерживает меня лишь то, что я не знаю, куда мне ехать. И зачем.
А может быть, лучше плыть по течению? Я жду знака, а не может ли это быть именно им? Бирр? А почему нет? Странно было бы ожидать белого аиста, несущего пальмовую ветвь и сулящего счастье – счастье мое не здесь. Так почему не Бирр, в конце концов? На роль черного ворона он вполне сгодится. Несчастье может принести и он.
Надел мундир, оседлал Кузнеца, обрадованного возможностью размяться – последние дни были совсем тихими для боевого коня. Заехал к цирюльнику, который подстриг меня и подровнял усы. Потом заехал к Барату, поселившемуся у молоденькой бездетной вдовы на Гончарной улице, и застал его спящим. Подружка же его уже давно хлопотала по хозяйству и сейчас развешивала стираное белье во дворе. Я прямо с седла перегнулся через забор, окликнул ее:
– Утро доброе, красавица! А красавец где?
– Красавец спит, – обернулась она ко мне, белозубо улыбаясь. – Разбудить?
– Да неплохо было бы. И вообще ему вставать пора, пусть хоть поможет тебе.
– Я и так справляюсь, пусть лучше… ладно, разбужу, я мигом! – спохватилась она и побежала в дом.
Барат вышел на крыльцо быстро, и минуты не прошло, на ходу натягивая через голову рубаху и зевая. Помахал рукой, приглашая меня во двор, но я сказал:
– Лучше сюда выйди, важный разговор есть.
Отошли чуть в сторонку по улице, встали в тени высокого клена.
– Барат, приказывать я тебе уже не могу, но с просьбой хочу обратиться.
– Старший, ты же знаешь, что я… что угодно.
– Мне что угодно и не надо… Нужен Злой. Надо его найти, и при этом так, чтобы за тобой слежки не было. Сумеешь?
– А что, уже и слежка быть может? – насторожился Барат, быстро оглянувшись по сторонам.
– За тобой? Нет, не думаю, а вот за ним может. Поэтому… впрочем, ты его просто найди и скажи, что за ним могут следить. И еще скажи, что к девятому часу вечера буду ждать его в таверне «Бочка счастья», что неподалеку от Площади Правосудия. Вот пусть туда постарается прийти без «хвоста». Понял?
– Понял, старший, все сделаю. А что случилось?
– Для тебя? Для тебя ничего не случилось, Барат. Устраивайся в жизни, да и все. Живи как живется. Жди… сам узнаешь, чего ждать. Давай, удачи тебе, последний из нас.
Так и оставил его стоять, растерянного. Впрочем, стоял он недолго, а, словно вспомнив о просьбе, быстро пошел к своим воротам. Он не подведет, я знаю. Изменился он сильно, и не в лучшую сторону, закостенел душой, превратился в обычного ландскнехта, но верность своему слову и верность товарищам никуда не делись.
А я не торопясь повел коня шагом в Лурре.
Почтовая станция была с той стороны городка, что ближе к столице, мне и заезжать в него не пришлось. Возле нее было суетно – запрягали лошадей в одну почтовую карету, разгружали от каких-то коробок другую, курьер в форме ругался с каким-то пешим в такой же форме. На отставного сотника никто и внимания не обратил. Привязал Кузнеца к коновязи, одернул мундир и вошел на станцию.
Почтмейстер, маленький и толстый, с огромными усами, переходящими в бакенбарды, которого я нашел за деревянной выгородкой в дальнем углу, провел меня в малозаметную дверь, за которой оказалась небольшая комнатка с письменным столом и несколькими стульями. За столом сидел Бирр, все такой же блеклый и незаметный даже тогда, когда он один, разложив по столу бумаги, которые явно привез с собой и вытащил из сумки.
