— Ага. — Тут Сонька вытянула шею и сказала:
— Вот это тачка, умереть в девицах… Спорю на твоего
любимого паука — это он!
Машина тормознула возле лестницы, надо сказать, на нее
стоило посмотреть, лично я такую видела в первый раз. Дверца распахнулась, и
оттуда с трудом выбралась здоровенная горилла в зеленом пиджаке. Если это был
Сонькин одноклассник, то он здорово изменился. Знакомиться с ним совершенно не
хотелось. Взглянув на его лицо, я и вовсе опечалилась: может, он и похож на
гориллу, только мозгов у нее явно больше. Рядом с ним появились две обезьяны
поменьше, очень суетливые. Дверь распахнулась на всю возможную ширину, и Сонька
выдохнула:
«Он!» Описание, данное ею Рахматулину, было довольно точным:
невысокий брюнет в очень дорогом костюме, великолепная фигура скрадывала
недостаток роста, и выглядел он просто сокрушительно, особенно на фоне трех
мартышек, причем совершенно не был похож на уголовника, как я их представляла,
хотя я и не очень утруждала себя на этот счет.
Пока мы глаза таращили, Рахматулин поднялся по ступенькам и
направился к дверям «Айсберга». Одна из обезьян, та, что помельче,
предусмотрительно забежала вперед. Он прошел мимо нас, совершенно не заметив.
Сонька, которая при виде всего этого великолепия малость растерялась, пришла в
себя и громко позвала:
— Витя! — Рахматулин обернулся, недовольно
нахмурившись. Я покосилась на Соньку, конечно, женщина она сногсшибательная, но
как-то мне не верилось, что любовь к ней он пронес через всю жизнь. Мне стало
жаль наших усилий. В этот момент в лице Рахматулина стали происходить
разительные перемены: сначала он нахмурился еще больше, точно что-то вспоминая,
потом вдруг улыбнулся и пошел к нам, широко раскинув руки.
— Бог мой. Софа, ну надо же… Какая встреча!
Софа мгновенно расцвела, повела глазами и плечами и запела в
ответ:
— Только не говори, сколько лет прошло, не стоит
напоминать, что я уже старуха.
— Ну уж нет, потрясно выглядишь. — Он подошел
вплотную, они с Сонькой обнялись и троекратно облобызались, по русскому обычаю,
надо полагать. Три обезьяны выжидающе замерли, самая крупная сочла нужным
нерешительно улыбнуться.
— Какими судьбами в наших краях? — спросил
Рахматулин, отступая на шаг.
— Я ведь тебя ищу, Витя.
— Серьезно? — тут Витя посмотрел в мою сторону.
Сонька права, к блондинкам он явно дышал неровно.
— Моя подруга, — влезла Сонька, обладавшая
собачьим чутьем. Познакомься, Грета.
— Вообще-то Маргарита, — сказала я, — Гретой
меня называет Софа и еще несколько друзей.
Он осторожно пожал мне руку.
— Виктор. Что ж мы стоим, а? Пойдемте, посидим, встречу
отметим. Сколько лет не виделись… Ты Надьку Сорочинскую помнишь?
— Конечно.
— Так она в ментовке, следователь, прикинь?
— Серьезно! — ахнула Сонька. — Впрочем, она
всегда была занудой, а этот ее дурацкий хвост…
Далее последовали воспоминания, обычные в таких случаях. Мы
вошли в ресторан и заняли стол в нише, что-то вроде отдельного кабинета,
обезьяны расположились неподалеку. Воспоминания продолжались.
— А помнишь, как Вовка Новосадов жука принес?
Я вежливо улыбалась и скучала, так как школьные воспоминания
бывают интересны только самим вспоминающим.
— Что ж, — сказал Рахматулин, поднимая бокал с
шампанским. — За встречу! — Мы выпили. — Да, сколько лет прошло,
а ты не изменилась. Только красивее стала.
— Это ты из вежливости говоришь.
— Брось, ты была самой красивой девчонкой в школе, все
парни по тебе с ума сходили, а я больше всех… Рассказывай, что, как, замужем,
дети?
— Нет, Витенька, выбирала, выбирала и довыбиралась,
осталась в старых девах.
— Не похоже, — засмеялся он, цепко ухватив
взглядом костюм за доллары и бриллиантовые серьги. Как бы Сонька не пережала и
он не решил, что мы проститутки.
Сонька тоже уловила эту опасность и спросила с избытком
интереса:
— А ты? Женат?
— Был. Теперь свободен как птица.
— Дети?
— Дочь, пять лет.
— Да, время бежит, — Сонька напустила в глаза
задумчивости.
— Не дождалась меня, — улыбнулся Рахматулин, —
а я ведь тебе каждый день письма писал.
Сонька, видно, вспомнила, как именно они расстались, и
пояснила, обращаясь ко мне:
— Витя был в армии, — по ее тону было ясно, о
какой армии идет речь, а я как раз уехала в другой город. Знаешь, как это бывает
— новые люди, новые впечатления. Как видишь, особого счастья мне это не
принесло, загрустила подруга и вдруг брякнула:
— Вся жизнь в труде.
— Где трудишься?
— На телевидении. — Я слабо хрюкнула. — В
общем, деловая женщина, уж что верно, то верно. — Витя, мы ведь тебя
специально поджидали, у нас проблема.
— Забудь, — отмахнулся Рахматулин, — у тебя
уже нет проблем. Кого из наших видела?
Я слушала, силясь выглядеть заинтересованной, Рахматулин все
чаще поглядывал в мою сторону, я сидела, потупив глазки — скромность идет мне
необычайно, это еще моя бабушка говорила. Сонька решила перевести разговор на
меня.
— Жаль, ты с нами не училась, класс у нас был очень
дружный, везде вместе, мы ведь почти соседи были?
— Да. Я училась в 31-й школе, — улыбаясь,
согласилась я.
— Серьезно? — необыкновенно заинтересовался
Рахматулин. — Это ж рядом совсем. Но ты, наверное, еще в первоклашках
бегала…
Сонька сурово нахмурилась:
— Она одного с нами года.
— Да? Как же это мы не встретились? — вроде бы в
шутку сказал он, но не шутил, и я и Сонька кое-что в этом понимали.
— Она у нас маменькина дочка, — проглотила обиду
Сонька, потому что была мудра и знала: дело прежде всего, — зубрилка,
отличница, консерваторию закончила, ей не до гуляний было.
Витька с пониманием потряс головой:
— Давайте-ка еще выпьем. Хороший вечер сегодня.
Подумать только, живем в одном городе, а ни разу не встретились.
— Ты теперь большой человек, — ласково улыбнулась
Сонька, — просто так беспокоить неловко. Шла и боялась, думала, может,
узнать не захочешь.
