— Шакал паршивый! — рычал он. — Ты не волк, а
шакал… Я тебя из-под земли достану! — приговаривая так, он пинал Сонькину
мебель — ей, не мебели, а Соньке, это вряд ли нравилось. Понемногу он выдохся и
вспомнил о нас. Мы поглядывали в окно, там толпа собралась и милиция подъехала.
— Мне надо идти, — буркнул Витька и исчез, хлопнув
дверью так, что треск пошел по всему дому.
— Дела, — вздохнула Сонька, — ему бы теперь
свою задницу уберечь. А кто о наших подумает? Вся надежда на тебя, белокурая
бестия.
— Вот что, узнай через справочное телефон фирмы
«Евростиль».
— Глеба проверять будешь?
— Буду.
Вежливый женский голос спросил, что мне угодно, я ответила.
— Одну минуточку. — И через пару секунд:
— Извините, Глеба Григорьевича сейчас нет.
— И что? — спросила Сонька. — Трудится там
Глеб?
— Вроде бы.
— Легче стало?
— Может, все ему рассказать?
— Решай. Мне он кажется сугубо положительным. Я
правильно выражаюсь? Вообще хочется видеть рядом человека, способного вытащить
нас из дерьма. От Витьки толку мало, с ним еще быстрее в ящик сыграешь.
— Мартышек жалко, — задумчиво проронила я.
— Кого?
— Охранников. Между прочим, их убили.
— Хорошо, что не нас. Мы в этой тачке тоже катались.
Да… Ночевать у меня останешься?
— Останусь. — И тут до меня дошло. — Он же
нас видел!
— Кто? — испугалась Сонька.
— Этот, как его… Оборотень… Он же сказал: передай
трубку козлу, что слева стоит. Он же видел.
— Ты меня пугать завязывай…
Я бросилась к окну: пятиэтажки, двор, окна напротив…
— Какого черта шторы не купишь? — рявкнула я.
— А?
— Шторы на окна купи.
— Зачем? У меня третий этаж.
— А бинокль — в деревне?
Тут мне стало неловко за себя, за свою беспросветную
глупость то есть, я махнула рукой и сказала:
— Ерунда… Где-то там сидит этот самый Оборотень и на
нас поглядывает.
— Греточка, мы-то ему зачем, а? Страшно-то как, сидишь
вот, дура дурой, ничегошеньки не понимаешь…
Мы обнялись с намерением зареветь, но звонок в дверь нас
отвлек. На пороге стоял Глеб.
— Ну и способность у тебя, — покачала Я
головой, — как всегда, не вовремя.
— Как Софья? Все нормально?
— Софья на диване сидит, а у нашего приятеля машину
взорвали, в ней люди были. Вот так. А ты какими судьбами?
— Беспокоился, — пожал он плечами, — хотел
тебя до дома проводить. Негласно.
Ждал в переулке. А тут милиция, суета. Испугался за вас.
— Позвонил бы…
— Решил, так быстрее получится.
— Номер квартиры соседи подсказали?
— Ага. Ты домой поедешь?
— Нет. Здесь останусь.
— У меня никаких дел, — опять пожал он
плечами, — могу составить компанию.
— Идемте ужинать, — вздохнув, предложила Сонька.
Мы поужинали и попытались вести светскую беседу. Больше всех
Глеб старался.
Истощив все темы, от кулинарных способностей Соньки до
плохой погоды, он сделал пару кругов по комнате и остановился перед Сонькиным
портретом. Спросил:
— Кто рисовал?
— Гретка. Черты обессмертила. Я помру, а черты
останутся.
— Это правда ты? — удивился Глеб.
— Правда. Я одаренная натура. Творческая личность.
Хочешь, твой портрет напишу?
— На это, наверное, много времени нужно?
— На портрет — да, а вот карандашный набросок —
минутное дело. Сонька, где мое барахлишко?
Сонька извлекла из тумбочки бумагу с карандашами и принесла
мне.
— Садись, Глеб.
— Ты серьезно? — удивленно спросил он.
— Конечно. Лучший способ скоротать время. Только очки
сними, они ведь у тебя только для солидности.
Он взглянул на меня, помолчал.
— Фирма у нас с претензией, а у меня физиономия уж
больно простецкая. Вот наш стилист и посоветовал.
— Сними, — сказала я. Он сделал это весьма
неохотно, потер переносицу и взглянул на меня в упор. И я в его глаза
взглянула, взглянула и поежилась: стилист, кто бы он ни был, поступил мудро,
без очков лицо Глеба выглядело совершенно по-другому.
И я стала работать. Времени потратила гораздо больше, чем
обещала. Глеб был терпелив, сидел задумавшись и почти не шевелясь. Наконец я
закончила, швырнула карандаш и небрежно проронила:
— Все.
Сонька сунула нос, почесала за ухом и заявила:
— Ты б ему еще рога и хвост приделала.
Глеб взял рисунок, долго его разглядывал, потом поднял глаза
на меня и спросил:
— Ты меня таким видишь? — Я пожала плечами. Он
спокойно порвал рисунок и сказал:
— Извини. Это не портрет. И не набросок. Это твои
черные мысли.
На следующий день мои черные мысли понемногу испарились.
Глеб мне нравился, это приходилось признать. Поэтому, когда он позвонил на
работу с предложением встретить меня, я обрадовалась.
Он ждал меня в машине, улыбнулся и сказал:
— Привет, киска!
— Я действительно похожа на твою Марго?
— Точь-в-точь. Она была очень красивой, умной и
независимой кошкой.
— Я ей завидую.
— А как у нас сегодня с настроением?
— Настроение отличное. Ссориться с тобой совершенно не
хочется.
— Значит, повезло. Давай ко мне на работу заскочим,
минут на десять.
— Дела?
— Так, дельце небольшое. Кабинет мой посмотришь. В
таком кабинете и без очков — делать нечего.
