— Должен напомнить, господа, — подал голос
Глеб, — за сокрытие трупов мы несем уголовную ответственность. Как бы не
вляпаться из одной дерьмовой истории в другую, еще дерьмовее. Эта идиотская
пьянка с четырьмя мертвецами в финале здорово подгадит моей карьере, но другого
выхода я не вижу: надо звонить в милицию.
— Решать Витьке, — вступилась Сонька за одноклассника, —
это его дом и его трупы.
— Будет номер, если убийца уже позвонил ментам, —
сказал Глеб, — он ведь шутник.
— О, черт! — Сонька кинулась к телефону.
— Прекратите валять дурака, — разозлилась
я. — Если я правильно понимаю, Витька ему что-то задолжал. И он хотел бы
получить долг. Зачем ему звонить в милицию?
Ты ему нужен живой и на свободе. Эти трупы — демонстрация
силы. Волк или шакал, как ты его называешь, напоминает, что он крутой. И
немножечко торопит тебя.
— А если это не он? — вдруг произнес Витька.
Рефлексы у него были нарушены, и он начал думать вслух, потом подскочил ко мне
и довольно грубо схватил за плечо. — Откуда медальон, ну?
— Из ямы. Яма на кладбище. Кладбище в лесу. Я
рассказывала.
Плечо он отпустил и грязно выругался.
— Если все, как я думаю, ты сдохнешь раньше
меня, — заверил Витька.
— Я ничего не понимаю, — открыла рот
Сонька. — Что с этими трупами? Звоним или нет? Конечно, ко всему
привыкаешь довольно быстро, но они там лежат, и я волнуюсь. И заявляю сразу:
хоронить я их не буду.
— Заткнись, юродивая! — рявкнула я.
Сонька собралась реветь. Витька пребывал в задумчивости. Мы
терпеливо ждали.
— Вмешательство ментов ничем хорошим никому из нас не
светит, — наконец изрек он, обращаясь к Глебу.
— Возможно. И что дальше?
— Разъезжаемся. И забудем о них. Этими трупами мы
держим друг друга за яйца, так что есть шанс, что, выйдя отсюда, никто не
побежит в ментовку.
Глеб, поразмышляв, кивнул:
— Разумно. Делай с ними, что хочешь.
Мы уходим.
— Постойте, — насторожилась я, — мне все это
не нравится.
— Чего еще? — нахмурился Витька.
— Ты с самого начала нас использовал.
А теперь бросаешь на произвол судьбы. Без твоей помощи мы и
дня не протянем. Извини, мы с Сонькой хотим спасти свои шкуры.
Мы идем в милицию.
— И сколько ты проживешь в этом случае? — спросил
Витька.
— Что за люди, — загрустнела Сонька. — Вместе
пили, вместе спали, а договориться не можем. Давайте по-доброму. Слышь, Витька,
росли вместе, ты меня когда-то бабой сделал, дай шанс считать тебя человеком.
— Чего ты от меня хочешь? — заорал Рахматулин, а я
с удивлением поняла, что глупая Сонькина речь его достала.
— Жить дружно, вот чего. Скажи, что надо
сделать, — сделаем. Молчать о трупах, хорошо, промолчим. И Глеб не вякнет,
к Гретке он неровно дышит. Надо еще что — только скажи. Но и ты помоги. Ты же
знаешь, что без тебя мы не жильцы. Не Оборотень, так Браун…
— С ним разберусь. Обещаю. Никто вас пальцем не тронет.
— Лады, — поднялся Глеб, — я ни во что не
вмешиваюсь. Но если с Марго что случится, своего Оборотня можешь не ждать, я
тебя сам пристрелю. — Он подхватил нас с Сонькой и повел к двери.
Машина Глеба была на стоянке возле моего дома.
— Я хочу с тобой поговорить, — сказал он, —
садись в машину.
Сонька тоже полезла, но я ее шуганула.
— Мне совсем исчезнуть или подождать? — спросила
она.
— Жди.
Сонька отошла к подъезду и замерла, грустная и терпеливая. Я
села рядом в Глебом.
— Витька прав. Ты валяешь дурака, киска. Или ты знаешь
обо всем гораздо больше, чем говоришь, или кто-то круто тебя подставляет.
— У меня тоже имеются кое-какие мысли. Первый раз я
проснулась в 6.30. В комнате тебя не было. Только не говори, что двадцать минут
ты сидел в туалете.
Он схватил меня за локоть, рванул на себя и сказал,
задыхаясь от бешенства:
— Врешь. Глупая наглая ложь. Хочешь поймать меня на
такой дешевке? Я согласился не заявлять в милицию по одной причине: ты в этой
истории завязла по уши. Ты врешь Рахматулину, врешь мне, и вполне вероятно,
врешь еще кому-то. Это плохо кончится.
— Возможно. Это хороший повод держаться от меня
подальше. Что тебя держит?
Почему ты не ушел, как только почувствовал, во что влез?
— Потому что без меня тебе не справиться.
— О, Господи, мы знакомы всего три дня. Я должна
поверить, что ты готов рискнуть жизнью ради женщины, которую едва знаешь?
— Готов.
— Рыцарство опять в моде?
— Вообще-то я тебя люблю.
— Здорово. И как я, по-твоему, должна отреагировать?
— Не знаю. Обрадоваться, наверное.
— Я обрадовалась. Честно. Давай встретимся, когда все
кончится. Если ты захочешь, конечно.
— Что значит, когда все кончится?
— Когда я во всем разберусь.
— Ты всерьез думаешь, что сможешь…
Как ты себе это представляешь, интересно?
— Кое-какие соображения у меня есть.
— Ты дура, киска. Ты даже не понимаешь, во что
вляпалась. Кем ты себя вообразила? Шерлоком Холмсом? И после этого ты хочешь,
чтобы я оставил тебя одну? За кого ты меня принимаешь?
— Я не хочу, чтобы ты вмешивался, вот что!
— У меня есть предложение. Разумное.
Вы с Сонькой уезжаете, например, на Багамы. Там шикарные
пляжи. Идет?
— Хорошая идея, мне нравится. Только ты едешь с нами. А
если твой отпуск в последнюю минуту вдруг сорвется, останусь и я.
— Я тебя понял. Мне придется доказать, что я не
верблюд. Так?
— Вроде того.
— Для этого я должен найти предполагаемых убийц
предполагаемого покойника, найти психопата Оборотня и засадить их в тюрьму. Что
ж, я согласен, если это единственный способ получить тебя.
— Не единственный. Достаточно отойти в сторону и
подождать, пока все кончится.
