— Гоша, через двор, в огород и задами в лес. Тебе с ним
встречаться ни к чему.
— А вы? — растерялся Гоша.
— Исчезни, — зашипела я. Гоша припустился сенями
во двор, а мы сели в карты играть. Сонька запела что-то лирическое. Тут я
рисунок увидела, схватила и под диван сунула.
— Надо было съесть, — съязвила Сонька.
— Ага, вот и начинай.
Начать не успели, в доме появился Рахматулин, дверь
ударилась о стену, и он возник на веранде.
— Привет! — равнодушно буркнула Сонька. — А
валетик-то на место положи… Что это у тебя, Витя, такое выражение лица, точно
ты родную жену с любовником застукал?
— Я посмотрю на твое выражение минут через пять.
— А в чем проблема?
— Почему вы здесь, а не в городе?
— Так ведь опасно там — ловят. Без конца вопросы
задают. И все о тебе. А что отве чать — мы не знаем. Боимся, как бы тебе не
навредить. Беда, одним словом. Ужинать будешь? У нас блины, щи из печки.
— Заткнись!
— Зря. На Гретку когда стих находит, готовит — пальчики
оближешь. Немка. Хозяйственная.
Рахматулин обратил гневный взор на меня.
— А вот с тобой разговор особый.
— Почему? — испугалась я. Он сгреб меня за шиворот
и для начала встряхнул.
— И чего? — спросила Сонька, не слишком, впрочем,
переживая.
— Где он, твою мать… Ну?.. — рявкнул Витька. Я
поежилась и, выпучив глаза, попросила:
— Нельзя ли конкретней? Кто «он»?
Он влепил мне пощечину с энтузиазмом, заслуживающим лучшего
применения.
— Бить меня не обязательно, — загнусила я.
— Эй, — влезла Сонька, — ее бить и вправду
нельзя, она припадочная.
Витька глянул не по-доброму на бывшую одноклассницу, а
Сонька схватила чайник.
До настоящей драки так и не дошло, в сенях что-то грохнуло,
вроде бы ведро упало, и на веранде появился Глеб.
— А ты откуда взялся? — вытаращила глаза Сонька.
— Вообще-то я беспокоился. Конечно, это мало кого
волнует…
Я что-то пискнула, пытаясь вернуть себе облик романтической
героини, было это непросто, потому что Витька все еще держал меня за шиворот.
— А вот и наш ковбой, — усмехнулся он.
— Тебе ее лучше отпустить, — ласково предложил
Глеб. — Мне не нравится, когда к моей женщине пристают придурки вроде
тебя.
— Грубишь, — усмехнулся Витька.
— Ты в окно посмотри.
Витька посмотрел, и мы любопытство проявили. Зрелище того
заслуживало. Двое Витькиных молодцов стояли возле машины по разные стороны
распахнутой дверцы.
Рука одного была скована с рукой другого наручниками,
просунутыми сквозь приоткрытое окно. Парни выглядели несколько смущенными.
— Вот дерьмо! — бросил Витька.
— Точно, — согласился Глеб, — может, ты ее
отпустишь?
— Может, — кивнул Витька и меня отпустил. —
Чего тебе надо? — спросил он.
— Только одно: помочь любимой женщине избавиться от
неприятностей.
— Давайте чай пить, — предложила Сонька, —
заодно поговорим.
Мы сели за стол, сверля друг друга глазами.
— Зря ты приехал, — сказала я Глебу, — теперь
меня мысли всякие одолевают. Вот как, к примеру, ты нас нашел?
— Просто. Сел к нему на «хвост», — кивнул он на
Витьку, — Надеясь, что он меня прямехонько к вам приведет. Так и вышло.
Тебе, может, наплевать, а я себе места не находил.
— А нас чуть не убили, — весело похвалилась
Сонька, — из рук в руки переходили, как та легендарная крепость, не помню
названия. Вот, решили уединиться, вкусить то есть прелесть сельской жизни.
— Заткнись! — проворчал Рахматулин.
— Ты что, Витя, грубый такой?
Он отмахнулся, сосредоточив внимание на Глебе.
— Вернемся в город, парень, поговорим.
— Не грози, не страшно.
— Где он? — спросил Витька, обращаясь ко мне,
правда, довольно спокойно.
Это меня воодушевило, хотя перспективы не радовали. Витька,
конечно, прав: как только мы вернемся в город, ничто не помешает ему с нами
разделаться. Может, жить ему самому недолго, но отправить нас впереди себя он
успеет. Надо было шевелить мозгами и что-то срочно придумывать.
Я вздохнула и заунывно начала:
— Ты чего разозлился? Что из города без твоего
разрешения уехали? Так нам, между прочим, здорово досталось. Хватают все, кому
не лень, и убить грозятся. А ты обещал помочь, что-то я помощи никакой не вижу,
одни неприятности от тебя. Недругов пруд пруди, и все к нам цепляются.
— Ты меня растрогала, уже плачу.
— Мне про наши мытарства рассказывать или не интересно?
— Рассказывай.
Я рассказала, не спеша и подробно. Витька мрачнел и сверлил
меня взглядом. А я сделала вывод:
— Полагаю, у тебя крупные неприятности. — Глеб
вопросительно на меня уставился, чужие неприятности его взволновали. — Я
буду говорить, а ты поправь, если что не так. Какие там у вас дела с этой
компанией, мне в жизни не понять, но серьезный дядька считает, что ты, Витька,
Каховского убил и деньги присвоил.
— Ерунда! — отмахнулся Витька.
— Тебе видней. Оборотень тебя донимает. Полагаю, надо
поскорее с ним разобраться, руки развязать то есть, а потом приниматься за
остальные дела. Так?
— Ну, так! — усмехнулся Витька.
— Избавь нас от Брауна, черт его знает, на что мы ему
сдались. А я помогу тебе от Оборотня избавиться.
— Что? — Не понял Витька. Сонька и Глеб ошалело
переглянулись. — Ты знаешь, кто Оборотень? — с издевкой спросил
Рахматулин.
— А почему бы и нет? Дело нехитрое.
Все задумались, и я тоже. Тишина стояла минут пять, не
меньше.
— Ну? — Не выдержал Витька.
— Что «ну»? — передразнила я.
— Кто?
