Вот почему он был так уверен, что брат не выдал Оборотня:
еще бы, тот ведь его попросту не знал. Илья вызвал брата, нацепил на него
медальон и попытался выдать за себя. Причину мы знаем: не доверял он ни тем, ни
другим, и подозрения эти хотел проверить. Только возможности свои он
переоценил, и брат поплатился за это жизнью.
— Так зачем же Оборотню убивать Илью?
— Может, он перестал ему верить. Или больше в нем не
нуждается. В любом случае Илья был единственным человеком, который знал, кто
такой Оборотень.
Беседовали мы в прихожей, говорили вполголоса, наклонясь
друг к другу. Тут возник Рахматулин, злой как черт. И сразу на меня накинулся.
— Ты уверяла, что Оборотень — брат Большакова. И где
он, хотелось бы знать?
— А этот, на кровати, тебе не показался?
— Это Илья, у него на руке татуировка.
— А у Ильи есть брат, зовут Вениамин. Я ж рассказывала.
— Мне твое вранье поперек горла..
— Серьезно? А кто ж, к примеру, носил медальон и исчез
28 апреля?
Эти слова чрезвычайно взволновали Витьку, он еще раз
заглянул в спальню, как видно, освежая память.
— Чепуха получается, — сказал он. — Это Илья,
спору нет. Выходит, тот, пропавший, его брат. Так? — Я пожала
плечами. — Значит, оба брата Большаковы — трупы, и кто ж тогда Оборотень?
Или у тебя в запасе есть еще один брат?
— К сожалению, нет. Я принимала Илью за Вениамина и
решила, что он и есть Оборотень. Возможно, я ошибалась. А возможно, и нет.
Почему, например, ты упорно называешь пропавшего трупом? Кто-нибудь видел его
мертвым?
Мой вопрос поверг Витьку в еще большее раздумье.
— Я тебе, красавица, на грош не верю, — наконец
сказал он, — ты уверяла, что не знаешь, где этот самый братец находится, а
сама прямехонько сюда отправилась. Да еще маскарад устроила.
— Я все объясню, — заверила я, пытаясь выиграть
время.
— Надеюсь, — усмехнулся Витька. Увлекшись
распутыванием замысловатого клубка, мы запамятовали, что находимся в чужой
квартире, рядом с покойником. Тут зазвонил телефон, я машинально сняла трубку и
услышала знакомый голос:
— Я решил избавить вас от хлопот с трупом…
Гудки… Я повесила трубку, поморгала и сказала, изо всех сил
пытаясь хоть немного прийти в себя:
— Витя, по-моему, сейчас бабахнет.
Не сговариваясь, мы кинулись к двери, а потом к машине
Рахматулина, которая стояла возле сараев.
Уже в машине мы посмотрели друг на друга и почувствовали
себя дураками. Но ненадолго. До нас донесся хлопок, а вслед за ним из кухонного
окна квартиры, где мы только что были, повалил дым. Пожарные прибыли через
несколько минут, но квартира к этому времени выгорела дотла. Кое-кто об этом
позаботился.
Мы собрались уезжать, когда я увидела машину Глеба, а потом
и его самого. Он бросился ко мне, забыв закрыть дверь.
— А ты откуда? — вздохнула я.
— Жива?
— Как видишь.
— Значит, можно благодарить судьбу за ее маленькие
подарки.
— Поблагодари и ответь, как ты здесь оказался?
— Вел слежку по всем правилам. В сложившейся ситуации
ничего другого мне не остается.
— Я думала, ты на работе.
— Пришлось взять отпуск, тебя совершенно нельзя
оставлять одну. Трупы и пожары просто устилают твою дорогу.
— Опять ты? — очнулся Витька.
— Опять. Обещаю, мы будем неразлучны.
— Вас похоронят в одной могиле. Могу устроить.
Направление Витькиных мыслей мне не понравилось, и я решила
вмешаться.
— У нас есть шанс его поймать.
— Как, интересно?
— Он знает, что я говорила с Большаковым по телефону.
Почему бы Большакову и не сообщить мне, кто такой Оборотень?
— А он сообщил? — поинтересовался Витька.
— Нет. Но ведь киллер об этом не знает.
Пусти слух, что Илья назвал мне имя. — Витька
нахмурился. — В любом случае, — нажала я, — тебе это ничего не
стоит, а завтра истекают твои две недели. Он придет.
За тобой и за мной.
Витька вдруг улыбнулся:
— Что ж, пусть приходит.
— Ты можешь говорить, что угодно, а я буду рядом с
ней, — вмешался Глеб. — Придется тебе как-нибудь пережить это.
— Ради Бога, — засмеялся Рахматулин, как видно,
решив не вести счет трупам, — только в этот раз все сделаем по-моему.
— Пора нам отсюда сматываться, — тоскливо
напомнила Сонька, до сей поры пребывавшая в задумчивости. Мы погрузились в
машины: я и Сонька, по настоянию Рахматулина, вместе с ним, все еще в качестве
заложниц. Глеб поехал следом за нами. Я искренне надеялась, что где-то рядом
пытается не потерять нас из виду Гоша.
Рахматулина мы недооценили, в чем смогли раскаяться
буквально через несколько минут, когда подъехали к переезду.
Шлагбаум уже закрывали, но Витька рявкнул: «Давай!» — и мы
пронеслись перед самым поездом. Бесконечно длинный товарняк надолго отрезал нас
от Глеба. Может быть, Гоше повезло больше?
Местом, где мы будем ждать киллера, Рахматулин избрал свою
дачу. Находилась она в тридцати километрах от города, в лесном массиве.
Строительство здесь шло полным ходом, но Витька опередил всех: только его дом
за крепким деревянным забором был готов принять гостей, то есть нас. Остальные полтора
десятка домов, расположенные друг от друга на значительном расстоянии, были
недостроены. В общем, вполне подходящее местечко для предстоящей развязки.
В доме появились охранники, я насчитала девять человек. Все
выглядели весьма внушительно, особенно те, что были с автоматами в руках.
Видимо, Витька всерьез решил разделаться со своей большой проблемой, для того,
надо полагать, чтобы заняться очень большими.
Нас отправили на второй этаж, в комнату с огромным окном.
Оно очень беспокоило Соньку. Она проверила раму, махнула рукой и села в кресло.
— Греточка, — Начала подруга заунывно, —
умирать-то как не хочется, слышь?
— А то.
— А то, а то. Придумай что-нибудь. Убьют ведь, не этот
волк ободранный, так друг детства, чтоб ему провалиться.
— Я и пытаюсь думать, а ты мешаешь.
