— Малой, я Сокол-два, планируй к нам, прикроем, — услышал я тревожный голос радиста.
— Не могу, управления совсем нет…
«Три! Два! Один! Старт!!!» — мысленно заорал я и, выпустив закрылки, пропуская мимо и очереди немцев, и их самих, открыл огонь. Пистолетная дистанция не подвела: оставляя черный дымный хвост, ведомый «мессер» понесся к земле.
— Малой! Приказываю двигаться ко мне!
— Я Малой, со мной все в порядке, брал на живца. Наблюдайте за воздухом, пока я вторым занимаюсь.
— …устрою ему живца, дай только на аэро… — мелькнул в эфире голос комиссара.
Немец ушел от меня на вертикали. С досадой посмотрев ему вслед, я развернулся и поспешил к своим подопечным, стараясь особо не напрягать самолет — кто его знает, что за повреждения он получил.
На подлете как всегда занял позицию прикрытия, ожидая окончания посадки, и, получив разрешение по рации, повел ястребок вниз. Нажав на кнопку выпуска шасси, услышал вызов штаба полка:
— Малой, я Липа, посадку запрещаю! Как слышишь меня? Запрещаю!!! У тебя не вышла одна стойка шасси!
Чиркнув колесом по взлетно-посадочной полосе, взял ручку на себя и стал набирать высоту.
«Черт, точно! Лампочка мигает! Не заметил! — подумал я, делая круг над аэродромом. А тут еще и бензин почти закончился. — Что делать? Прыгать?..» — метались мысли в голове, и почти сразу, вторя им, Никитин приказал по рации подняться и прыгать.
— Понял. Выполняю, — не успел я сказать это, как двигатель зачихал, но потом снова стал работать ровно.
«Нужно быстрее подняться!» — сообразил я и, приподняв нос, дал газу, однако на десятой секунде мотор опять зачихал и заглох. Посмотрев на замершую лопасть, потом на высотомер, понял — придется садиться. До земли было всего двести метров.
— Липа, я Малой, закончилось горючее, видимо, был поврежден бак, сажусь на пузо, — доложил я штабу и стал через левое крыло планировать по большому кругу, рассчитывая дугу так, чтобы в нижней ее части выйти как раз на начало ВПП.
«Главное, чтобы пары вытекшего бензина не вспыхнули» — думал я.
«Есть касание! — Самолет бешено затрясло на неровностях полосы. Вдруг с хрустом отлетела часть поврежденного крыла, оставшись за хвостом. — Все! Амба! Хрен его теперь отремонтируешь!»
Как только мой разбитый ястребок замер, я расстегнул ремни и, с трудом сдвинув заевший фонарь назад, стал вылезать. Ко мне уже бежали со всех сторон. Ревя мотором, подлетела полуторка, в кабине которой сидела Мариночка.
— Цел? — не успев вылезти из машины, крикнула она.
— Нормально! Хорошо плюхнулся, — ответил я, отстегивая парашют. Потом стал обходить и осматривать самолет. Как и думал — только на запчасти, фюзеляж «ушел».
— Цел? Жив? — захлестнула меня волна служащих аэродрома.
— Норма, — смеясь, ответил я. Хотя хотелось плакать. Ястребок было жалко до слез.
— А ну разойдись! — вдруг рявкнул кто-то. Люди расступились, и я увидел рядом с полуторкой чужую «эмку». Она была точно не наша — у никитинской крыша прострелена.
«Это еще кто?» — подумал я, сердце сжалось от нехороших предчувствий.
Рядом с машиной стояли трое командиров в форме НКВД.
— Младший лейтенант Суворов? — спросил старший по званию, капитан. Двое других, лейтенант и старший лейтенант, молчали.
— Да, — ответил я несколько растерянно, кинув взгляд на слегка бледного Никифорова. Кириллов был тут же и тоже молчал. Видимо, документы у приезжих были на уровне.
— Вы проедете с нами. Сдайте оружие.
Толпа ахнула. В военное время это значило одно — я уже не вернусь обратно.
— Есть сдать… — Я стал снимать ремешок с кобурой, но тут мне пришла мысль побарахтаться. Просто какое-то наваждение.
— Товарищ капитан, а можно ваше удостоверение посмотреть? — твердо сказал я, прекратив снимать оружие.
— Вы что, лейтенант, не поняли? Сдать оружие! — выпятив челюсть, резко приказал он.
— Кому? — нагло спросил я. Меня уже отпустило от неожиданности.
— Мне!
— А вы кто?
— Лейтенант, вы издеваетесь?! Я уже предъявлял удостоверение вашему командиру и особисту, — кивнул капитан на Никифорова и стоящего рядом Никитина.
— Удостоверение личности, пожалуйста, — протянул я руку, сделав два шага вперед.
Окружающие напряглись, не исключая обоих особистов, их тоже что-то встревожило. Капитан это заметил, поэтому, усмехнувшись, расстегнул клапан нагрудного кармана и достал удостоверение.
— Ваша бдительность достойна уважения, младший лейтенант. — Показалось мне или нет, но в его голосе была угроза.
Открыв удостоверение, мельком осмотрел его. Сомнений не было, как и следа от скрепки.
— Фальшивое, — растерянно сказал я и, не успев ничего осознать, улетел назад — кто-то дернул меня за воротник, а перед глазами блеснул хищный клинок финки.
«По горлу метили», — мелькнула мысль. Дальше я уже ничего не видел — на меня навалилось чье-то безвольное тело, — но зато все слышал. Часто хлопали пистолеты, один раз протрещал автомат, где-то вдали несколько раз хлестко ударила винтовка. И множество криков, в основном мат.
Скинув с себя тело бойца из БАО, я, доставая маузер, принялся одновременно осматриваться. Моей помощи уже не требовалось — пока барахтался, все закончилось. Из «эмки» свешивалось тело красноармейца, рядом на земле валялся ППД, который на моих глазах подхватил кто-то из аэродромной обслуги. Капитан с развороченной грудью лежал в двух метрах от меня, глядя мертвыми глазами в небо. Старший лейтенант — у заднего колеса полуторки, в его руках были зажаты два ТТ со сдвинутыми назад затворами. Отстреливался до последнего. Вокруг суетились бойцы и командиры, проверяя, кто жив, а кто нет. За полуторкой были слышны крики, там явно кого-то допрашивали. Встав с помощью подскочившего бойца на ноги, я, держа в руке маузер, пошел посмотреть, что происходит за машиной. Там оба особиста допрашивали лейтенанта, тыкая ему в рану на ноге стволом пистолета. Вернее, это Кириллов тыкал, Никифоров просто орал, прижимая окровавленную тряпочку к боку. «Лейтенант» же что-то полуобморочно бормотал в ответ.
«Допрос в боевых условиях!» — отстраненно подумал я.
Обернувшись, посмотрел на тела десятка людей, без движения лежавшие на сухой, пыльной земле. Мое внимание привлекла плотная фигура в командирском френче. Как раз один из бойцов, что осматривали и уносили куда-то мертвых, перевернул его, и я увидел остановившийся взгляд капитана Борюсика.
На подножке полуторки со стороны водителя сидел майор Никитин, которому капитан Смолин делал перевязку руки. Лютикова суетилась у тяжелых.
«Что я натворил?!» — Эта мысль крутилась у меня в голове раз за разом, как будто испорченная пластинка. Если бы не я, то парни были бы живы. Заметив, что продолжаю держать пистолет, дрожавшими руками спрятал его в кобуру. И глубоко вздохнул.
