А на пятый день пришел приказ срочно вылететь в полк, который, кстати, в очередной раз сменил место дислокации. Причем приказ касался только меня. Остальные продолжили свою работу.
Было видно, что моя задумка приносит свои плоды. За все время в засаде общий счет группы увеличился до двадцати трех самолетов. А это не так мало, как кажется. Скажу больше — это очень много.
— Надеюсь, ты, лейтенант, быстро вернешься. Все-таки под прикрытием и работается легче.
— Не знаю, товарищ капитан, почему меня вызвали, да так срочно, но вернуться постараюсь как можно быстрее, — ответил я, застегивая шлемофон подбородком.
— Мы ждем, — кивнул Горелик и помог мне взобраться на крыло.
ЛаГГ легко оторвался от полосы и, на бреющем набирая скорость, полетел домой.
Поднявшись на четыреста метров, я заложил некрутой вираж, проверяя состояние крыла. Ситуация — как у Высоцкого: «Я в прошлом бою на вылет прошит, меня механик заштопал…»
Семеныч заштопал его хорошо, даже шкуркой прошелся по заплате, убирая неровности. Мой рассказ о том, как я поговорил с летчиком-испытателем, как они обкатывали новейшие истребители, нашел отклик в его душе.
На самом деле ни с каким испытателем, понятное дело, я не общался, но мемуары читал. И то, что на аэродинамику действует любой предмет на самолете, объяснил на пальцах, ставя в пример «рассказ» того летчика. Объяснил я просто: при испытании Яка, летчики пожаловались на плохую скорость, то есть она не доходила до затребованной. Тогда один из инженеров предложил замазать мастикой все технические отверстия и отрегулировать винт, он у них как-то неправильно стоял, и что? Скорость заметно увеличилась, даже превысив допустимую. И это только самое малое, что можно сделать!
Кстати, после того как Семеныч поколдовал над моим ястребком, он действительно стал заметно шустрее!
Новый аэродром я нашел быстро — меня навели на него по радио.
Докатившись до стоянки самолетов, проследил, чтобы мой ЛаГГ замаскировали как требуется, и направился к штабу, на которой мне указали техники, осматривающие мой самолет, вскрывая замазанные мастикой лючки.
Помахав рукой знакомым летчикам, что стояли и курили вдалеке, поздоровался с комэск-три и спустился в свежевырытую штабную землянку.
— Товарищ подполковник, лейтенант Суворов по вашему приказу прибыл!
— Вижу, что прибыл. Ты зачем над взлетной полосой петлю Нестерова сделал?
— Поклеп, товарищ подполковник! Наглый поклеп! Всего-то одну ма-а-аленькую бочку!
— Ну ладно. Знаешь, почему тебя вызвали?
— Нет, товарищ подполковник.
— Ты получал приглашение на вручение наград в Кремле?
— Так же, как все, шесть дней назад, — ответил я.
— Так радуйся, через три часа прибывает транспортник, и нас всех отправляют в Москву. Так что, лейтенант, иди, готовься, в семь вечера вылет. Кстати, насчет парадной формы можешь не думать. В Москве все готово, твои мерки еще четыре дня назад были отправлены туда.
— Ясно, товарищ командир.
— Двух часов тебе хватит собраться?
— Хватит, товарищ подполковник, — ответил я.
— Тогда садись, пиши рапорт, как действует ваша группа, а то сухие отчеты Горелика мне уже приелись.
— Есть писать.
Устроившись за соседним с начштаба столом, я усердно исписывал второй листок, время от времени на миг замирая, обдумывая и продолжая. В это время зазвонил телефон и дежурный взял трубку.
— Есть вызвать Никифорова! — сказал он в микрофон и отправил за политруком посыльного бойца.
— Что? — спросил запыхавшийся особист, бегом спускаясь в штаб.
— Вас, — ответил дежурный и протянул Никифорову трубку.
— Алло. Старший лейтенант Никифоров на проводе… Узнал, товарищ майор… Нет!.. Да!.. Что?! Да этого быть не может! Лейтенант Суворов сидит в трех метрах от меня и пишет рапорт о вылете… Понял! Есть явиться немедленно!
Понятное дело, что меня это заинтересовало, но я не подал вида, продолжая писать, однако уши навострил, подслушивая.
Несколько секунд особист держал трубку в руке.
— Товарищ политрук, — напомнил дежурный.
— Ах да, держи, — протянул Никифоров трубку обратно. — Суворов?
— Я!
— У тебя брат есть?
— Нет. Вы же знаете.
— Угу… Знаю, — задумчиво пробормотал особист. — Товарищ подполковник, я отъеду на несколько часов до штаба дивизии, появилась новая информация, требуется ее проверить, — минуту спустя сказал он Запашному.
— Хорошо, езжайте. Моя машина нужна?
— Нет. Я как обычно, на полуторке.
Никифоров выскочил из штаба, и через некоторое время послышался удаляющийся рев мотора старенького грузовичка.
Пожав плечами, я продолжил писать рапорт.
— Вот, товарищ подполковник. Готово.
— Ну-ка… В целом неплохо, но есть некоторые шероховатости.
Запашный с интересом читал мой рапорт, когда вдруг снова зазвонил телефон.
— Товарищ подполковник, вас! — крикнул телефонист, держа у уха трубку.
Запашный стоял у стола телефониста и слушал собеседника на той стороне трубки.
— Понял, товарищ полковник. Я все понял.
Положив трубку, Запашный сказал:
— Приказано немедленно готовиться к вылету. Немцы прорвались на стыке двух наших корпусов, их необходимо остановить. Наша задача — сопровождение бомбардировщиков. Вылет через восемь минут. Всем быть в готовности.
— Товарищ подполковник, а я?
— Лейтенант, идите отдыхайте. Мы вас крикнем, если что.
— Товарищ подполковник, но я…
Короче, мне удалось уговорить его допустить меня к вылету. А что? Время есть. К вылету уже готовятся, успею вернуться.
Несмотря на то что скоро должен был сесть грузопассажирский самолет, я получил разрешение на вылет для сопровождения бомбардировщиков.
У моего самолета стоял главный инженер полка и осматривал пробитые плоскости, а вернее, заплаты на них, водя рукой и ища зацепы.
— Хорошо сделано, — сказал он мне, когда я подбежал к ястребку.
— Так Семеныч же! — одной фразой пояснил я, натягивая высотный комбинезон.
— Как с аэродинамикой после покрытия всех технических отверстий мастикой? — спросил главный инженер.
— Во! — показал я большой палец и стал застегивать парашют, одновременно выкладывая подробности: — Скорость набирает быстрее, скольжение глаже, нет такого торможения на виражах, как было раньше. — Застегнув последний ремень, стал с помощью сержанта-механика карабкаться по крылу до фонаря.
