— Да, и в этом проблема. Потому что без него я не уйду.
— Кто?
— Вот тот, с бородкой, в рваной телогрейке. Мой первый механик, старшина Морозов… Семеныч.
Я никак не мог ошибиться. В этом старом седом пленном сразу узнавался Семеныч. Конечно, сейчас он уже не тот сорокалетний здоровяк с широким разворотом плеч, плен сделал свое дело. Худая мумия, вот на что он стал похож. Да и судя по постоянному подергиванию всем телом, еще и болен, видимо, простудой, если не чахоткой. Кашель ни с чем не спутаешь.
— Сева, ты сам понял, что сказал? — поинтересовался старшина.
— Понял и от своих слов не отказываюсь. Я с ним три месяца воевал, он мне как батя был. Именно Семеныч ремонтировал все машины, на которых я летал. Именно ему я обязан пятьюдесятью сбитыми.
С этой стороны дороги никого, кроме нас, не осталось, ожидавший на той стороне Рябов сделал свирепое лицо и побежал обратно.
— Чего встали?
Старшина быстро объяснил задержку.
— Сева, сам подумай, что мы с освобожденными делать будем? Это же балласт, да и на катер они все не поместятся, — проникновенно начал убеждать меня лейтенант.
— Он мой однополчанин — это раз. Там наши люди — это два. В рыбачьей деревне наверняка есть лодки, возьмем на буксир — это три. И нас мало — это четыре, — буркнул я.
Рябов задумался. Время утекало, солнце поднималось всё выше и выше, а нам до вечера нужно было преодолеть немалое расстояние. А если взять с собой этих доходяг, то времени может и не хватить, мы все прекрасно это понимали.
— Ладно. Уничтожаем охрану, берем пленных и уходим. Всем все ясно? Тогда разработаем план, старшина, подвинься поближе…
После того как проехал последний грузовик немаленькой автоколонны, пленные снова вышли на дорогу и стали ровнять её кирками и лопатами под присмотром охраны, которая ближе чем на десять метров к бойцам не подходила. Боялась, это было видно. Семеныч бегал с тачкой, возя стройматериал, то есть щебень.
— Начали, — тихо выдохнул Рябов и нажал на спуск.
Звонко хлопнула винтовка, и один из полицаев, тот, что с пулеметом, упал. После чего коротко протрещал автомат и ударил залп карабинов. На этом весь бой и кончился. Три бойца выскочили на дорогу и добили раненых.
Пленные стояли в каком-то оцепенении, наблюдая за нами. Сам я не стрелял, стрелков хватало, так что обошлись без моего участия.
— Наши?! — негромко сказал один из бойцов. Невысокий худой паренек лет восемнадцати в драных шароварах.
Выскочив из-за укрытия, я побежал к Семенычу, стоявшему за спиной здоровяка, которого не подкосил даже плен, только стали видны жилы исхудавшего тела.
— Старшина? Семеныч?!
— Наши?! Наши! Ур-ра-а! — заорал в ответ тот же белобрысый паренек.
Дальше нас захлестнуло волной пленных. Меня перехватили за пару метров до механика, крепко обняли и даже поцеловали в щеку. Без всяких мыслей, просто от радости.
Семеныч услышал и, видимо, узнал голос, потому как резко повернулся и с недоверием всмотрелся в меня, его лицо осветила счастливая улыбка, через секунду перешедшая в плач.
Похлопав по спине обнимавшего меня парня, велел ему идти представиться Рябову, а сам подошел к Семенычу и резким, судорожным движением обнял его.
Пока разведчики, выставив охранение, собирали оружие и убирали трупы, мы отошли в сторону. Кстати, ведомый вместе с Кречетовым были со мной не отходя ни на шаг, вроде как составляя мою свиту.
— Не ожидал вас тут увидеть, Виктор Семенович, — начал я разговор.
Слушать механика пришлось на ходу, разведчики закончили быстро, так что через минуту мы уже шагали в сторону берега. История старшины Морозова была незамысловата, как и истории многих попавших в плен в сорок первом. После того как меня отправили в госпиталь, старшина получил другого летчика, с которым и служил. В конце октября произошёл мощный прорыв немцев под Москвой, который смогли локализовать только через неделю, но за это время фашисты успели натворить немало дел. Понятно, что авиачасти эвакуировались первыми — это те, у кого был бензин, у полка Запашного он был. Отправив самолеты, наземные службы погрузились на машины и последовали в ту же сторону. Старшина задержался, чтобы эвакуировать поврежденную машину на новеньком «Студебеккере», только что полученном от американцев. Я не знаю, когда в моем мире начался ленд-лиз, но тут техника уже поступала, и довольно давно. Правда, грузовиков было еще мало, вряд ли больше тысячи.
Не успели. На взлетную полосу ворвались два гусеничных бронетранспортера с крестами на бортах. Так старшина и трое бойцов оказались в плену.
Про этот прорыв я слышал, но только про один из госпиталей, что захватили немцы. Наши отбили его через три часа, но после того как там побывали эсэсовцы, шедшие во втором эшелоне, спасать оказалось некого. Фотографии зверства фашистов разошлись по всему Союзу и за пределы его, вызвав международный резонанс. Американцы под впечатлением даже увеличили поставки необходимой нам помощи. Правда, цену не сбросили.
Как Семеныч из-под Москвы оказался тут, для меня было загадкой, пока он сам не разъяснил. Слушал, кстати, не только я, Рябов шагал рядом, поставив командовать пленными Жору.
Обычно где пленных захватывали, оттуда их отправляли в ближайшие лагеря, но в данном случае три сотни советских бойцов посадили в поезд и повезли куда-то к морю. Причем брали только саперов. Как к ним затесался Морозов, он объяснил сам. Оказалось, во время пленения, пока бойцы прикрывали его, механик успел поджечь истребитель, бросив в разгорающуюся кабину свои документы, а при допросе сообщил, что является сапером, которому приказали уничтожить технику.
— И что вы делали на побережье? — поинтересовался лейтенант.
— Да, действительно?! — Мне тоже было интересно.
Семеныч ответил.
— Чего? — не понял Василий.
Механик повторил.
— Подожди… — У меня в голове что-то щелкнуло, вставая на свои места. — Так как вы оказались тут, раз все закончили? Это не в правилах немцев — оставлять живых свидетелей!
— А нас и уничтожили, — грустно усмехнулся старшина. В это время впереди возникла какая-то заминка, мы остановились и присели на первые попавшиеся камни.
— Сбежал? — полувопросительно-полуутвердительно поинтересовался Рябов.
— Можно и так сказать, хотя я бы сказал, спасся. Нас убивали просто. Набивали в трюмы людей до предела, отводили подальше в море, а там расстреливали два патрульных катера. Я был в третьей шаланде. Когда мы отошли от берега, вдруг началась стрельба и взрывы. Нас закрыли, и мы не могли понять, что происходит, тем более двигатель заглушал большинство шумов, пока в корму не попала бомба. Оказалось, над нами проходили «пешки», вот несколько и атаковали катера, невольно потопив и нашу лоханку.
