Кое-кто уже храпел, когда в коридоре опять послышались шаги. Константин, лежавший на спине, приподнял голову.
Неужели опять шмон?
В дверь вставили ключ, со скрипом провернули. На пороге в сопровождении конвоира стоял человек невысокого роста в подогнанной по фигуре шаронке с редкими седыми волосами на непокрытой голове.
В отличие от других обитателей СИЗО, которые ходили по тюрьме, заложив руки за спину, он держал одну ладонь в кармане.
Константин успел заметить, что в коридоре мелькнула еще одна фигура в темной зековской униформе. Но при тусклом свете ему не удалось разглядеть, кто это. Гость обернулся вполоборота и едва заметно кивнул.
Конвоир тут же наклонился к нему и, услышав несколько слов, тоже кивнул. Дверь за гостем тихо закрылась.
Несколько мгновений он стоял на пороге, разглядывая заключенных при тусклом свете лампочки под потолком. Ночью лампочка должна быть всегда включена.
В камере, конечно, никто не спал. Все настороженно смотрели на гостя, который, в свою очередь, спокойно разглядывал их лица.
Архип толкнул Константина в бок.
– Толик Рваный, – прошептал он, – к тебе пришел.
Взгляды Панфилова и вора встретились. Толик Рваный тут же шагнул навстречу Константину. Помня об авторитете гостя, Панфилов тут же спустил ноги с нар и поднялся. Это произвело впечатление на вора, который неспешной походкой прошел через камеру и остановился перед Панфиловым.
Единственным из обитателей камеры, кто почтил вставанием приход вора, кроме Константина Панфилова, был Архип. Остальные даже не знали, кто удостоил их своим вниманием. При других обстоятельствах это могло стоить им дорого. Но у Рваного была другая цель.
Жестом руки он показал Архипу, что нужно освободить дальние угловые нары для разговора. Спустя несколько мгновений пожелание было выполнено, и Рваный первым предложил Константину:
– Присядем.
Голос его звучал негромко, глаза смотрели испытующе. Константину в первое мгновение стало не по себе. Но постепенно он привык.
Давно ему не приходилось видеть таких проницательных умных глаз. В них был и глубокий житейский опыт, и знание людей, и философское отношение к жизни, какая-то грустная мудрость. Казалось, этот человек просвечивает своего собеседника насквозь, как рентгеном.
– Знаешь, кто я?
– Знаю.
– Откуда?
– Рассказывали.
Вор тут же глянул на Архипа и чуть заметно улыбнулся. Когда он отворачивался, Константин смог разглядеть разорванную мочку уха своего гостя.
– Мы с Архипом старые знакомые, он пацан правильный. А вот кто ты такой, еще надо проверить.
– Так ведь… – начал Константин и запнулся.
– Смотри мне в глаза и отвечай. Если неправду скажешь, пеняй на себя.
Константин ничего не успел ответить, как последовал вопрос.
– На воле чем занимался?
– Шоферил после армии.
– А до этого погоны, значит, носил? – скорее сожалеющим, чем осуждающим тоном сказал Толик Рваный. – В кичиван за что окунули?
– Лайбу угнал.
– Один работал?
Константин немного замешкался с ответом. До сих пор он никому не говорил правды – ни следаку на допросе, ни Архипу во время задушевных разговоров. Однако сейчас, под пронзительным взглядом этих темных глаз, Константину не оставалось ничего другого, как признаться.
– Не один.
– Зачем терпилу опешил?
– Брат на иглу сел, влез в долги.
– Родной брат?
– Родной, младший.
Толик немного помолчал.
– Чужой груз, значит, на себя повесил? Лямку тянешь вдармовую? Не опускай глаза, отвечай.
– Вроде так получается.
Константин почувствовал, что у него пересохло в горле.
– Женат? – неожиданно спросил вор.
– Нет, не успел еще.
– А подруга есть?
– До армии была.
– Не дождалась?
– Она и не обещала ждать.
– Ты с ней спал?
– Нет.
– Неужто ничего не было?
– Не было, – твердо сказал Константин.
– Так ты что, еще и бабу не имел? – с явным недоверием поинтересовался Рваный.
– Бабы-то были, но так… шалавы. Перетрахнулся – наутро имя забыл.
– Ну это не страшно, – удовлетворенно сказал вор, – бабы в нашей жизни не главное.
Затем последовал новый поворот разговора.
– А где служил?
– В Афгане?
– Кровь видел?
– Конечно.
– Сам мочил?
– Приходилось. Или ты их, или они тебя. Там закон пpостой.
– Тоже правильно. Карзубого за что замесил?
– Чтоб неповадно было.
Напоминание о Карзубом заставило Константина нахмуриться.
– Ладно, не ершись, – сказал Рваный, – замесил, и правильно сделал. В шерстяной хате порядок навел – тоже одобряю. Я сам такой был когда-то. – Он многозначительно притронулся к мочке уха. – Кокана знаешь?
– Слыхал.
– Сухарь он. На авторитет претендует. Но воевать не решается. Шкет с Сиротой на тебя ему пожаловались.
– Мне-то что с их жалоб? – слегка самоуверенно сказал Константин.
– Напрасно ты так. Бояться Кокана, конечно, не надо, но будь настороже. Куришь?
– Курю.
Вор вытащил из кармана шаронки пачку сигарет и сунул их в руку Константину.
– Держи, подарок от меня. Таких пацанов, как ты, мало. Сколько чалился, может, одного и видел.
Константин глянул ему на ладонь и чуть слышно присвистнул.
– Ого, «Мальборо»?
– Здесь тоже можно жить, – с достоинством сказал Рваный. – Ладно, парень, мне пора.
Он встал. Вместе с ним поднялся и Константин.
– Что у тебя с рукой? – спросил вор, глянув на грязный бинт.
– Лайба загорелась, когда от ментов срывался.
– Кенты на воле как тебя звали?
– Костылем.
– Не пойдет, – покачал головой вор. – Надо тебе настоящую погонялу иметь. – Он немного подумал. – Погоняла твоя будет Жиган. Словечко это, конечно, громкое, только воровской герой имеет право так называться. Но что заслужил, то твое. Пацан ты здравомыслящий, косяков, думаю, не напорешь. Будешь жить по понятиям – далеко пойдешь.
Он шагнул к двери, но вдруг остановился.
– В мою хату хочешь, Жиган? – спросил Рваный.
