– Он жалеет, что не разорвал тебя пополам, от головы до задницы, – перевел Мамед. – А еще ему очень хотелось бы посадить тебя на кол и посмотреть, как ты будешь подыхать. Между прочим, в Турции еще совсем недавно существовала такая казнь.
– Пошел ты, – огрызнулся Жиган, морщась от нестерпимой боли.
– Вежливей надо быть, дорогой, – нравоучительным тоном сказал Мамед. – Бери пример с меня. Я со всеми говорю вежливо, спокойно и из-за ерунды не злюсь. Вот твой друг, Андрей Иванович, не захотел пойти мне навстречу. Ну и что, я с ним не ругался, не спорил, даже не кричал на него. Жаль, что теперь он этого не сможет оценить.
– Что вы с ним сделали?
– Ничего особенного. Даже уши ему не резал. Просто сказал Гусейну: «Иди разберись с ним».
– Суки! – вырвалось у Жигана.
– Опять ты плохо себя ведешь. Надо тебя наказать, как брата твоего.
– Что с Игнатом?
– Ты этого никогда не узнаешь.
Мамед выбросил окурок в окно, подошел к Жигану и поставил носок сапога ему на плечо.
– Твой брат пытался меня шантажировать. Он украл у меня один документ, подло украл и думал, что ему удастся избежать наказания. Я такого не прощаю. Кстати, ты ничего необычного у себя в доме не находил?
Жиган дернулся, сбрасывая с плеча ногу азербайджанца. Тот укоризненно почмокал языком.
– Ай-яй-яй, какой ты резкий.
Мамед отошел в сторону и присел на краешек стола.
– Жаль, что твой брат поздно ко мне попал. Пантелей зачем-то держал его у себя в подвале. Я увидел его только вчера.
«Он жив! – полыхнула в голове мысль. – Пантелей, сука, врал, а я поверил. Надо было сразу разнести там все к чертовой матери».
– Вижу, о чем ты думаешь, – засмеялся Мамед. – Я тоже глупо сделал. Пожалел твоего Игната. А ведь Пантелей еще зимой предлагал мне купить его. Знаешь, на Кавказе осталось еще много пережитков прошлого, как говорят партийные товарищи. Твоего брата посадили бы на цепь в темном холодном подвале или заставили пахать, как ишака. А я его пожалел, надеялся, что одумается.
– Это вы, суки, посадили его на иглу!
– Ай-яй-яй, дорогой, опять ругаешься? Нет, ты не прав. Твой брат уже давно подсел. Когда Пантелей перестал давать ему в долг, он начал приходить ко мне. И однажды обокрал меня. За это надо руки рубить, а у него до сих пор все на месте.
– Не трогайте его, лучше меня возьмите.
– Нет, дорогой, ты мне не нужен. Ты ведь ничего не знаешь. От тебя одни неприятности. Грубый, в драку лезешь. Гусейн, забирай его.
Охранники подхватили Жигана под локти, поставили на ноги. Азербайджанец пару раз врезал ему кулаком по почкам, очевидно, в отместку за нанесенную обиду. Жиган сцепил зубы, чтобы не матеpнуться.
– Гусейн, – одернул его Мамед, – не надо, в лесу займешься.
* * *
Жигана вывели из домика, провели по тропинке между деревьями, запихнули на заднее сиденье машины. При этом Гусейн не удержался и еще пару раз чувствительно двинул Жигана по ребрам.
Это была та же самая «Волга», на которой Жиган приехал сюда с деньгами. Борисик занял место шофера, рядом с ним в кресло пассажира уселся азербайджанец. Они выехали за ворота насосной станции и по проселочной дороге углубились в лес.
«Везут убивать, – понял Жиган. – Найдут где-нибудь канаву, долбанут пару раз в затылок и поминай как звали. А мне умирать нельзя, у меня еще на этом свете много дел осталось».
Гусейн сидел вполоборота и все время внимательно поглядывал на пленника. Пистолет лежал у него на коленях. Если бы руки не были скованы за спиной наручниками, можно было бы попытаться устроить небольшой шухер в машине. Но пока что не стоит и дергаться.
Нет, как все-таки гнусно ощущать себя бараном, которого везут на убой. От этого незнакомого ощущения остро засосало под ложечкой. Головная боль как-то притупилась, руки и плечи начинали неметь.
Борисик вел машину осторожно, притормаживая перед ямами, как будто боялся растрясти свою будущую жертву.
Наконец автомобиль выехал на небольшую поляну, окруженную по краям кустарником. Борисик выключил двигатель, вышел из машины и со сладкой истомой потянулся.
– Все, – удовлетворенно сказал он, – этого ублюдка закопаем, поеду домой отосплюсь. С Мамедом я уже добазаpился. Слышь, Гусейн?
– Я в кабак пайду, бабу сэбе найду. Послэ кpовы как звэp бабу хачу.
Гусейн, сунув пистолет за пояс, тоже вышел на поляну. Он вытащил сигарету, угостил подельника, и оба закурили.
«Отдыхают перед трудной работой, гады, – с ненавистью подумал Жиган. – Ладно, я вам сейчас устрою».
Он осторожно вытянул перед собой ногу и стал шарить носком под сиденьем. Где-то там должен быть пистолет, если они, конечно, не устроили в машине капитальный шмон.
Есть! Что-то тяжелое шевельнулось под ногой.
Охранники, ничего не подозревая, лениво переговаривались между собой. В полуоткрытое окно «Волги» потянуло табачным дымом.
Вдруг Гусейн, будто почувствовав что-то неладное, обернулся и подошел к машине. Жиган замер, стараясь ни единым лишним движением не выдать себя.
Азербайджанец подошел к «Волге», заглянул в салон, ощерился кроличьей улыбкой.
– Ну что, казол? Пращайся с жызню. Сычас магылу тэбе найдом.
«Ну, все, – пронеслось в голове Жигана, – не успею».
Однако Гусейн, вопреки его ожиданиям, обошел машину сзади и распахнул багажник.
– Барысик! – крикнул он. – Этот уже здох! Беры лапату, магылу капать будешь.
Борисик с недовольным видом подошел к багажнику.
– Ну ты, на хрен, загнул, – услышал Жиган его возмущенный голос. – Я че, копать сюда приехал?
Воспользовавшись тем, что оба его соглядатая находились за поднятой крышкой багажника, Жиган осторожно повернулся на сиденье и поднял ноги вверх. Почти онемевшие плечи пронзила адская боль.
Быстрее же, быстрее!
Изогнувшись всем телом, он пропустил ноги между руками и наполовину освободился. Теперь скованные браслетом руки совсем не мешали ему действовать.
– Че он там дергается? – раздался голос Борисика.
Все, что произошло после этого, уложилось в несколько секунд.
Резко наклонившись вперед, Жиган выхватил из-под сиденья пистолет и, закрыв его своим телом, замер. Ничего не подозревающий Гусейн, грубо гогоча, воскликнул:
– Навэрна, в штаны надэлал!
Как только он увидел пленника, лицо его мгновенно перекосило, и он рванул дверцу машины на себя.
– Ах ты, сука!
Жиган резко распрямился и выбросил вперед руки, скованные наручниками. Между ладонями у него был зажат «ТТ».
